– Обрадуй меня, – попросила я Симу. – С кем я встречаю?

– С ним. – Сима не отвлекалась от рукоделия.

– Что, все сутки? – я взвыла.

– Он сам попросил. Сказал, новогоднюю трешнину будет встречать только с опытным фельдшером.

– Я в снегурочки не нанималась. Он же пить будет!

– И ты пей, – пожала плечами Сима.

И была права. В ночь на первое даже линия могла позволить себе глоток шампанского из крышки от термоса. Я догнала своего фельдшера на лестнице.

– Рассказывай, что справляли, – потребовала я.

Ренат был бледен во всем, кроме багрового носа, но держался достойно.

– Мамин день рождения, – сказал он, выкатив на меня воспаленные глаза.

– И как твоя мама? – Ренату под полтинник, ей должно быть лет 80.

– Бодрячком. – Ренат воспрянул. О своей маме он любил говорить и отзывался всегда с нежностью. – С подружкой справляла. У нас же теперь подружка в зеркале завелась.

– Какая подружка? – я не собиралась отпускать Рената, пока не выясню, что он в здравом уме и трезвой памяти, и пока насчет первого у меня назревали сомнения.

– О, она уже давно там живет, – Ренат обрадовался, что нашел пока свободные от этой истории уши. – У мамы моей шизофрения, инвалидность второй группы. В зеркале у нее, значит, собеседница. Целыми днями с ней болтает. И я спокоен, есть, значит, с кем ей поговорить. Вот мы собрались втроем, мама с ней, то есть с зеркалом, чокнулась, выпили за здоровье.

– Ясно. Подари ей трельяж, – посоветовала я и помчалась в фельдшерскую.

В комнате народу было на каждом диване. Днем население готовит салаты, ничем травмоопасным и криминальным не занимается и с давлением справляется самостоятельно. Ночью начинается, как выразился Ренат, «трешнина» – пьяные уличные драки, оторванные фейерверком пальцы, сломанные на катке ноги и вся травматология. Днем первого января пойдут спровоцированные застольем панкреатиты и прочие несварения. Второго начнутся отравления просроченными блюдами и аллергии у объевшихся подарками детей. Все праздники расписаны по часам. Пока смена перекидывалась бытовыми разговорами в фельдшерской и терпеливо ждала.

– Мы можем все, – сказал Даня голосом человека достаточно больного, чтобы быть абсолютно уверенным в себе, – можем поехать в «Макдональдс». Можем скататься в торговый центр, тебе же нужны сапоги? Хочешь встретить рассвет на набережной? Хочешь посмотреть финал драки бомжей за просрочку? У нас машина и вся ночь впереди, чего ты хочешь?

– Давай уже сегодня кого-нибудь спасем, – сказала Гуля, дрожащими пальцами натягивая на голову капюшон. Даня накинул на нее свою куртку и глубоко задумался.

На станции и правда было холодно. Даня с Гулей опять сошлись, может, потому, что, по слухам, он опять откололся. Надолго ли? Sub specie aeternitatis полярные шапки тают с рекордной скоростью, шестое массовое вымирание видов шагает семимильными шагами, вымирает кофе, исчезает пиво, грядет кризис миграции, а с точки зрения вечности мы абсолютно те же, доверчивые и сломанные.

– Нет, – сказала Гуля, с трудом удерживая взгляд широких переламывающихся зрачков, – поехали куда хочешь, за кофе и пирожками поехали, но нет.

Даня открыл бригадный планшет, бегло продиктовал адрес, озвучил «там давление и, возможно, инфаркт» и скомандовал «в путь». Бригада уехала.

– Я тоже хочу в «Макдональдс», – сказал Костик, провожая взглядом машину, – жрать.

– Нет, – непреклонно ответила Вера, – мы на диете.

– А они? – обиженно возразил Костик.

– Они тоже, – сказала Вера.

Костик с утра был зол и голоден. Вера худела, Костик страдал. Вместо полноценного обеда Вера положила в контейнер какую-то траву, даже без соли, и Костик с ужасом представлял, как в полдень ему придется есть это, и он будет есть, потому что голод станет невыносимым. Чтобы избавить свой мозг от этого кошмара, он с головой погрузился в содержимое коробки с лекарствами. На дне коробки лежала одинокая мытая морковь.

– Кто? – тихим ласковым голосом поинтересовался Костик. Тишина молчала.

– Это подарок, – наконец сказала доктор Гахович и опустила глаза.

– Из какой задницы вы ее достали? – голодный голос звенел и набирал обороты.

– Грубо, как грубо! – возмутилась фельдшер областной бригады. – Мы всю ночь по дачным массивам катаемся, фрукты-овощи собираем, вас, город, угощаем. Она же свежая, с огороду!

– С огороду, – тупо повторил Костик. – Какой огород 31 декабря? Какие дачи?

– Новый год на дачах справляют, – сказала Гахович. – А морковь из погреба.

Костик обвел взглядом присутствующих.

Макс взгляда не выдержал и отвел глаза. Костик швырнул морковку в него, Макс поймал корнеплод и впился в него зубами.

– Еще одного не докормили, – с тоской констатировал Костик, – ладно, я жирный, а тебя за что?

– А моя тоже на смене, – набитым ртом пропыхтел Макс и сплюнул кровью, морковь оказалась жестковата. – Траву, может, мне тоже отдашь? Она вообще не готовит, понимаешь!

– 167-я, на вызов, 187-я машина на вызов, 90-я на вызов, уличный, срочный, все на вызов, вызов! – заголосила Сима по селектору. Заходя на пост, Сима всегда орала. Ей хотелось, чтобы ехали быстрее.

Неотложка Макс сорвался с места. Костик с Верой исчезли. Они уже давно были вместе и, наверное, теперь не расстанутся. Вера задумалась о детях, хочет двоих, Артура и Вику. Костик планирует назвать близнецов Гензель и Гретель и «выкинуть из дома, пускай крошки собирают». Даня предположил, что как бы их ни звали, а с графиком Костика родятся эти двое на станции. «Они на ней будут зачаты!» – гордо возразил фельдшер. Шуточки шутками, а пара уже взяла в кредит плазму и робот-пылесос, а это верная гарантия долгосрочных отношений. Они разойдутся через месяц. Вера уйдет и заберет с собой телевизор. Как бы они ни любили друг друга, как бы ни взрослели. Фельдшер всегда один.

На станции остался Рафик. Ренат, страдая, поплелся к своему дивану.

– Где бухал? – лениво поинтересовался Рафик.

– На дне рождения, – сказал Ренат.

– А где оно, дно рождения? – спросил Рафик.

– Знать бы, – ответил Ренат.

Ренат давно бы мог воспользоваться своим багажом аптечных знаний и из подручных лекарств намешать себе целебного зелья, спасающего от похмелья, но у него был принцип: перебрал – страдай. Рафик тоже хотел выпить, вообще хотел в хорошую компанию за хороший стол, а ему взяли и поставили