OS COCCYIS… Не успели они толком тронуться, а первый поэт уже пожелал вернуться… Он передумал… Едва дышит… Там на натянутом сверху покрытии телеги, да, именно там, есть одна дырочка, хорошо бы ее чем-нибудь прикрыть, а то солнце ему уже все мозги просверлило. Ох, есть ли хоть где-то немного холода, чтобы чуток прийти в себя?!

А потом чуть позже: нельзя ли укрыться от холода, потому что ему, такому вспотевшему, вреден холод… Потом он потребовал, чтобы все от него отвернулись, ему необходимо переодеться…

Нет, он и не предполагал, что ему придется столько трястись… Знал бы, отказался бы от поездки… Так у него все потроха вывалятся… Теперь болит поясница… Онемеет последняя косточка под названием «os coccyis», тут он засунул свою руку за спину, чтобы ее немного помассировать… Как это, что помассировать? Ну и ну, а ведь он думал, что находится в просвещенном обществе и ему не придется переводить с латыни:

– Да, у меня ноет копчик!

БЫСТРЕЕ! Другой хотел, чтобы его упряжка неслась так, чтобы он оказался самым первым! Но не только для этого… А еще и для того, чтобы почувствовать ветер в волосах, чтобы ощутить, как они развеваются… Ради этого он терпеливо и давал волосам расти, а не потому, что ему лень их укорачивать… Ветер в волосах – это всегда прекрасная поэтическая картина, которая читателям запоминается!

А так он вынужден то и дело собственными пальцами пробираться сквозь локоны… Вот тебе жизнь писателя, он должен обо всем позаботиться, даже о том, когда следует дуть ветрам!

Или, например, когда солдаты пришли за ним, он сопротивлялся, делал вид, что решительно протестует, при этом шепнув им: «Да иду я, иду, я еще позавчера приготовился… ради более сильного впечатления, народ всегда больше любит посмотреть, как берут под арест писателя!»

ПОМЕДЛЕНЕЕ! Третьи хотели ненадолго покинуть свою колымагу, чтобы пройтись босиком и почувствовать под ступнями, какова здесь земля, трава, природа…

Не обгоняя улитку…

И так он останавливается перед каждым цветком…

И перед каждым кустом…

Куда спешить?!

Ооох, как легка бабочка!

Вы только гляньте, какой дятел!

Да не может быть, чтобы этот гриб был так красив и одновременно смертельно ядовит?!

Ох, как жалко, что сейчас не май – тогда можно было бы наслаждаться опадающими повсюду пурпурными цветами диких гранатов. Сколько же вокруг свисающих веток, плодоносных деревьев, в этом году гранат начал созревать немного раньше, возможно, именно во славу этого похода писателей…

Ох, заглядевшись на гранат, он мог бы удариться головой о висящее гнездо диких ос, наступить на скорпиона, змею, ежа, на прикрытый листьями железный капкан, на западню для зверя, а потом причитать и плакать. Кто-то то и дело должен его уводить в другую сторону:

– Сюда! Не туда!

ЧЕГО ТОЛЬКО НЕТ НА СВЕТЕ! Четвертый, ей-богу, не знал, что волы задирают хвост, чтобы «это» обильно работало и во время путешествия.

Есть ли способ воспрепятствовать этому? Надо за этим следить. Отовсюду слетаются мясные мухи, со всех сторон окружает невыносимый смрад, особенно когда колесо проедет по избытку воловьей продукции! Ох, да он же не деревенщина, чтобы свои рифмованные строки удобрять навозом из хлева, как будто это грядки с савойской капустой!

Он прикрывал ладонью нос и рот, ужасаясь всему, кроме литературных дел!

ЕЩЕ ВИНА! А пятый подносил ладони ко рту, чтобы его хорошо слышали те, кто впереди, в первых обозах:

– Еще вина!

Его «иллюминировало» только это. Какие светильники и канделябры, сосновая смола, жир, топленое масло, пчелиный воск… Какое рыбье масло, которое горит тише других, или сухие семена кунжута, которые потрескивают, пока горят… Вино, только оно обладает силой «осветить» его поле зрения… При условии, что после него он не задремлет.

И ПУСТЬ ОНО БУДЕТ ПОХОЛОДНЕЕ! Шестой разулся и завернул штанины:

– Точно! Вина, дайте нам еще вина!

И добавил:

– И пусть оно будет похолоднее, нам жарко…

Жалко, причитал он, что на Везувии сейчас нет снега… Поэтому, предложил он, надо бы послать одного шустрого солдата добраться до вершины ближайшей горы Монте Латария хотя бы за кусочками льда, там он держится все лето… А потом сказал:

– Лед может растаять, пока парень спустится! Потечет, даже если нести его в мешке, полном соломы…

Впрочем, выпить ему хочется именно сейчас, кто будет ждать возвращения солдата, а ведь он может и погибнуть, если сорвется вниз с кручи. Поэтому пусть он лучше просто столкнет вниз немного снега, и тот с громким шумом понесется вниз… Или пусть вложит снежок в рогатку, стрельнет, и комок снега рванется в нужную сторону…

Если парень хорошо прицелится, он там, внизу, протянет руку, подставит бокал, качнет его туда-сюда, и как только снег плюхнется в вино, оно охладится именно так, чтобы его пить.

– Да, лучше всего солдату остаться на вершине Монте Латарии, чего парня мучить, гонять то наверх, то вниз, дорога и так объезжает подножие этой горы, и он снизу просто махнет ему, посылая знак, что вино опять надо бы немного охладить.

Вот так, объяснил он солдатам, примерно и бывает, когда пишут книги, чем проще, тем лучше! Есть ли среди вас добровольцы? Чего ждете, герои? Весь батальон нос повесил, а потом вам не нравится, когда вас не упоминают поименно?!

МЫТЬЕ РУК… Седьмому всё это вообще не нравилось. Хотя всё в целом вовсе не было столь уж плохим… Но ему и это все равно не нравилось. Вообще.

Поэтому он поминутно требовал новый кувшин с водой, чтобы вымыть руки… Хотя ни до чего не дотрагивался, кроме самого себя.

ЛЕВОЙ ПРАВУЮ ПРИКРЫВАЕТ. Восьмой, тот, что отвечал за летопись, был рад бы начать всё сначала, чтобы они вернулись в Неаполь и он мог бы подробнее описать хотя бы то, как кампания выходит за стены города… Он был не прочь кое-что добавить, например, то, как граждане Неаполя провожают их в слезах, рыдают из-за того, что в городе несколько дней не будет самых выдающихся писателей! Вот он уже выдумал, как некая госпожа повисла