– Теперь ты хозяйка. Нам надо решить, что делать с Волчьим Клыком.

15

Так я взяла участок себе. Мертвый теленок и штраф Освальдо убедили меня быстрее, чем отцовские уговоры. За всю жизнь он так и не понял, что, когда он пытается заставить меня сделать что-то, я делаю наоборот.

Вчера я назначила новую встречу с нотариусом, и вот мы уже выходим из его кабинета. Разумеется, они сговорились. Руцци ускорил наше скромное дело, пока я не передумала. Они с отцом всегда охотились вместе, хотя более разных людей сложно себе представить.

– Он говорит, мы ему ничего не должны, только пошлину оплатим, – радуется отец, пока мы спускаемся по лестнице. – И ладно, в прошлый раз я помог ему поймать отличного зайца.

– Он убил его?

– Конечно, для того и ходят на охоту.

Мы выходим из здания, отец оглядывается по сторонам.

– Давай сообразим что-нибудь, раз уж мы в Пескаре, – предлагает он.

Отец хочет отпраздновать. Волчий Клык теперь мой по документам, он мне его подарил. Для этого оказалось достаточно нескольких подписей под внимательным присмотром нотариуса. Правда, мой отец немного устал и после каждой подписи возвращался пририсовывать точки над i и перечеркивать t.

– Зато потом тебе не придется платить за наследование, – сказал отец, Руцци кивнул.

Честно говоря, переписать на себя землю оказалось не так уж сложно. Места не совершают ошибок. Разве Волчий Клык виноват в том, что раздались выстрелы, пролилась кровь? Она пролилась в лесу, одну из девочек нашли с носовым платком, приложенным к ране, ей не хватило сил ее зажать. Теперь ни в земле, ни в корнях растений нет ни молекулы той крови. Прошло почти тридцать лет. Все испарилось, преобразовалось, разложилось. Природа тоже умеет забывать. Все растет на несчастьях и трагедиях.

– До дна, – говорит отец, касаясь моего бокала своей стеклянной чашкой.

В такую жару он заказал горячий пунш. Официантке потребовалось время, чтобы найти нужную бутылку: кто заказывает такое летом в Пескаре?

Сегодня я раньше времени получила наследство, а с ним дополнительный груз. Кусочек гор теперь принадлежит мне. Я повторяю это про себя, пока отец дует на дымящийся пунш. Я все-таки угодила в ловушку. Тень отца вытягивается, ложится на меня, горячая, властная. Так будет и дальше.

«Лучше лес, чем квартира в городе», – сказал он, когда я за ним заехала, указывая мне с террасы на то самое место.

Мне придется защищать землю и растения, животных и проходящих мимо людей. Как – пока не знаю. Решим с Освальдо, хотя он сам старик, он состарился раньше времени.

Дораличе единственная, с кем мне действительно следовало бы поговорить об этом.

Девочки

1

Тем вечером после звонка Освальдо отец гнал в гору изо всех сил. Он переключал передачи только перед поворотами и разгонялся до максимума на коротких прямых участках. Он то открывал окно, то закрывал снова: воздух был холодный. В какой-то момент он вдруг обернулся ко мне, его лицо пылало.

– Вы нас в гроб загоните своими выкрутасами!

Он сжал руль «Ритмо» так, что костяшки пальцев побелели, покачал головой. Я была ни в чем не виновата, я в тот день даже не видела Дораличе. Но мы с ней похожи: вечно искали приключений, не думая о последствиях. Кто знает, куда ее занесло, а ведь уже стемнело.

– Ночью в горах опасно, если хорошо не знать местности. Ущелий и провалов не видно: упадешь – никто тебя не найдет.

Иногда лес редел, быстро плывущие облака закрывали луну. Наверное, наверху сильный ветер. Я перестала отвечать отцу. Ружье подпрыгивало сзади, катался фонарь.

Он все еще злился на меня за последнюю нашу с Дораличе поездку. Мы решили покататься на мотоцикле, взяли старый «Мотом» ее дяди и съехали с дороги около рыбачьего озера. Мои руки все еще в царапинах от кустов ежевики. Мы просто хотели быть молодыми.

Прежде чем отправиться на поиски Дораличе вместе с остальными, отец приказал мне спать в машине. С пассажирского сиденья я разглядывала деда Дораличе: он так неподвижно лежал в своем кресле в свете фонаря перед домом, что я засомневалась, жив ли он. Я была одна. Я уже знала, что не усну. Если бы со мной что-то случилось, он, глухой и с закрытыми глазами, даже не заметил бы. Мне стало стыдно от этой мысли: я сидела в «Ритмо», в безопасности, в то время как моя подруга пропала.

Может, она просто задержалась на фестивале, и Шерифа, спустившись вниз с горы, надает ей пощечин у всех на глазах. Тут я вспомнила о похищениях на Сардинии, в Калабрии, в лесах. Ни Освальдо, ни моему отцу никогда не заплатить выкупа.

Позади машины раздался хруст, за ним стук. Я замерла, задержала дыхание, сердце взбесившимся молотком колотилось в груди. Некоторые пастухи уверяли, что медведи вернулись на наш склон, что здесь видели по крайней мере двух взрослых. А может, это было совсем в других местах. Я больше ничего не слышала. Надо успокоиться. Может, это просто ветер над буковой рощей ломал ветки. Беспокойная луна то пряталась в облака, то появлялась снова.

Я дрожала от холода. Отец сказал мне взять в багажнике старую куртку и укрыться ею. Я долго сопротивлялась, но наконец решилась. Ветер дернул дверь, как только я открыла ее, неподалеку послышались шаги, шум в темноте. Я распахнула багажник, схватила куртку за рукав и вернулась внутрь. Я накрылась целиком, от шеи до ног: куртка пахла овцами и землей. В кармане я нащупала один из отцовских ножей, крепко сжала его и, видимо, заснула.

Меня разбудил свет приближавшихся фар. Луна сдвинулась, теперь Волчий Клык словно пронзал ее вершиной. Машина остановилась на другой стороне, перед «Рено-4». Из машины вышли мужчина и женщина с детьми на руках: дети спали, их ноги болтались. Пара направилась к воротам кемпинга, меня они не видели. Именно тогда я заметила красный «Рено».

Выстрелы раздались позже: я услышала два глухих выстрела и эхо. Я вздрогнула, куртка соскользнула с ног. Стреляли далеко, со стороны перевала. Может быть, стрелял мой отец. Что-то точно произошло, и, возможно, скоро что-то станет известно о Дораличе.

Прошло еще какое-то время, вдоль горного хребта двигался небольшой огонек. Иногда я теряла его из виду, но потом он снова появлялся – чуть ниже, чуть ближе. Остальные примкнули к нему там, где буковая роща редела. Все спустились к домику. Я ждала их во дворе, ветер утих. Дед, кожа и кости, по-прежнему спал на стуле, как каменный.

Шерифа вышла из леса первой и бросила на землю все еще горящий фонарь.

– Мы ее не нашли, – сказала она.

Голос срывался, будто все эти часы она не переставая кричала. У меня она ничего не спросила: и так было ясно, что новостей нет. Остальные, по двое, также вернулись. Выстрелы были условным сигналом, что пора спускаться с горы.

Все положили ружья на столик, встали вокруг него. Отец окинул меня взглядом, убедился, что я цела.

– Осва, надо написать заявление карабинерам, – сказал отец, взяв его под руку.

Шерифа застонала, села у стола с ружьями. Затем согласилась: да, пора. Движением головы она указала мужу, неподвижно смотревшему в пустоту, на дорогу. Дескать иди, я подожду здесь.

– Мы отвезем тебя в казарму, – предложил отец.

Мы молча сели в машину, они спереди, я сзади. Отец начал выезжать задним ходом. Фары осветили номерной знак «Рено» на стоянке: MO 250645, и тут Освальдо будто осенило. «Остановись-ка на секунду», – сказал он и, оставив дверь открытой, бросился в лагерь. Отец обернулся ко мне, как будто я знала, что происходит.

Освальдо вернулся быстро, обхватил руками голову.

– Девочки из Модены тоже пропали, их нет в палатке.

2

Я слышала, как время от времени они