Тима уносят. Толпа ребят в камуфляже вываливается из вагона на перрон, вынося с собой наружу вагонную суету. Из динамиков слышится «Прощание славянки». Ребята строятся. Все, кроме Тима. Я вижу его тело через широкое вагонное окно. Он лежит в ногах выстроившихся в одну шеренгу товарищей. Глаза закрыты. На груди пакет с остатками его веганского корма. Комическое зрелище, если вдуматься. Через сколько часов или суток братишка придёт в себя? На мой взгляд, чем позже, тем лучше. Пусть его доставят на позиции в бессознательном состоянии. Пусть Цикада со товарищи уложат его в сухой окопчик, эдакую земляную щель, не отдалённо напоминающую могилу. Пусть рядом с ним положат оружие — винтовку, автомат, РПГ, а может быть и что-нибудь покруче. Тогда, придя в себя, Тимур ощутит себя настоящим викингом, а позиции на донецком направлении — подлинной Вальхаллой. Тимуру надо, пора становиться мужиком. Однако эта необходимость не отменяет факта моего предательства.

— Что дальше? — спросил старик, занявший место Тимура на нижней полке напротив меня.

Делать ему не хрен, вот и пристаёт с риторическими вопросами. Я-то уверен, что для него мои намерения прозрачны как родниковая вода. Уж лучше б он исчез, этот Призрак!

— Дальше — служба. Еду куда Родина послала, — не скрывая раздражения, отвечаю я. — А вы? Крым? Отдых в Анапе? Или?..

— Да как вам сказать… — Старик первым отводит водянистые глаза, готовясь солгать. — Я путешествую по миру. Есть у меня такая особенность… Путешествия не только лечат пневмонию, но и расширяют кругозор.

— Я здоров! Чёрт!!! Я здоров! Какая пневмония?

Старик говорит что-то ещё, но меня отвлекают крики и беготня за окном вагона. В ярком свете фонарей я снова вижу своего брата лежащим навзничь на брезентовых носилках. Лицо его застыло и в свете неоновых ламп кажется очень бледным. Тим представляет собой довольно жалкое зрелище, а я чувствую укол под ложечкой. Больно! Ровно такое же чувство я испытал, увидев @margo_pochez в обнимку с Крутаковым. Над Тимом отчаянно спорят Цикада и какой-то незнакомый мужик в камуфляже. Оба хорошо артикулируют, предоставляя мне возможность уяснить суть спора. Незнакомец настаивает на отправке Тима в госпиталь. Цикада уверяет, что с недомоганием Тима вполне возможно справиться силами батальонной медсанчасти, потому что это всего лишь аллергия на алкоголь. Незнакомец и хотел бы поверить Цикаде, но у него это плохо получается. Цикада смотрит на него с уважением и называет Шумером. Шумер — мужик возраста «под полтинник», среднего роста, коренастый, кривоногий, плешивый, с пронзительным цепким взглядом. Он одет с головы до пят в «тактику 5.11». Толпа в камуфляже подешевле обтекает его, как морская волна обтекает маяк. Я вижу чёрную однотонную форму и пиксель всех разновидностей, берцы, тактические перчатки, береты всевозможных расцветок и с различными кокардами, разгрузки, банданы, балаклавы, арафатки, воинские амулеты и бритые черепа, фаллические символы в виде ножей, штык-ножей, и особую гордость — всевозможные нашивки. Обладатели всего этого были зачастую ещё и пьяны. Кто-то от алкоголя, кто-то от счастья. Всё это разнообразие принято теперь называть орками. Орки — это русские в самом широком смысле этого слова. Но не все русские таковы.

На платформах Ростова-Главного я видел иных людей. Тоже русских. Эти русские именуются ослами. У ослов иные приоритеты. Фаллические символы и война им ни к чему. Ослы верят в стабильность своей маленькой зарплаты. Им нужны только телек, еда, дешевая одежда, ролики в Ютубе и Инсте, порнушка, сериалы, ток-шоу, холодильник и стиральная машина. При этом ослы живут на одной территории с орками и жутко их боятся. Ослы всегда кого-то боятся. В 90-е годы они боялись братву, во все времена боялись ментов, сейчас они боятся всех, кто с оружием, начальника на работе, жену, соседа-зэка, кавказцев, подорожания.

Но Шумер монументален. Шумер крут. Он не орк и не осёл. Тогда кто же он такой?

— Шумер — полевой командир. Из тех, что воюют с 2014 года, — говорит старик. — Своих, донецких, он жалеет, но пришлых, москалей…

Старик умолкает, а я, преодолев позыв выскочить из вагона и отобрать у Шумера брата, укладываюсь на бок. Сейчас мне положено думать о Крутакове и @margo_pochez. Крутаков — это нить, потянув за которую можно размотать какой-нибудь клубок. А вдруг это окажется нужный нам клубок? @margo_pochez — это мой мужской долг. Что тут ещё скажешь? Выходит, я не орк и не осёл, а нечто третье, вроде Шумера. Эта благостная мысль смиряет меня с житейскими реалиями.

Без пяти минут три поезд трогается с места, унося нас со стариком в сторону Крымского моста. В полупустом вагоне тихо, но уснуть мне всё равно не удаётся. Через 10 минут на симку Тима приходит сообщение от какой-то Елены Петровны. В сообщении сказано, что к поезду дама не успевает, но готова встретить Тима на автовокзале Владикавказа в такое-то время и просит подтвердить встречу. Подтвердив встречу с Еленой Петровной, я засыпаю. Около шести утра я должен проснуться и сойти на станции Томашевская. А пока не забыть отправить сообщение контакту «Мама».

Глава 9

Голос правды в сердце человека

Так всегда бывает с бодуна. Лежишь на спине. Хочется блевать, но не блюётся. Хочется жрать, но лень тащиться за едой на кухню. Надо умыться, но невозможно оторвать голову от каменной подушки.

Да, я не дома. Я свалился с копыт, скорее всего, в каком-то парке, потому что из низко нависающего тумана торчат обломанные ветки деревьев. Я вожу вокруг себя рукой и нашариваю щебень и битый кирпич. Кроме того, несмотря на тёплую в целом погоду, лицо моё почему ужасно мёрзнет. Я прикасаюсь ладонью к подбородку и… обнаруживаю полное отсутствие бороды.

Теперь я обязан вспомнить, где и при каких обстоятельствах я похерил собственную бороду!

Я вожу рукой по своему телу и обнаруживаю лежащий поперёк брюха увесистый железный предмет, который после тщательной проверки оказывается автоматом с дулом, курком и прикладом. Куда положено вставлен рожок, и, возможно, он не пустой.

О, майгадабал!

От ужаса я принимаю сидячее положение и сблёвываю часть своего нездоровья на пыльный вонючий щебень.

Смаргиваю слёзы.

Озираюсь.

Я нахожусь внутри какой-то руины. Окна вынесены. Стены наполовину обрушены. Через провал кровли видны посечённые деревья. В прорехах стен лишь молоко затопившего всё окрест тумана. Тишина пугает. Слышны только частые хлопки: кто-то с упорством,