Внезапно из самых глубин его сознания всплыла блестящая мысль: «Схожу-ка я к Чжоу Шао-ляню, пусть погадает мне! Ведь можно же установить гаданием, где она живет? Я буду просто дохлой собакой, если не стану молиться всем богам и не найду ее! Правильно, правильно, правильно!..»

Твердя слово «правильно», как будто отбивая барабанную дробь, он решительным шагом направился к университету Волшебных перемен. Ворота были уже открыты, и Мудрец, даже не глядя на привратника, пошел прямо к пансиону.

– Старина Чжоу! Шао-лянь! – крикнул он еще со двора.

Никто не ответил. Мудрец заглянул в окно и увидел, что его приятель, закутавшись в одеяло, неподвижно сидит на постели, словно отощавший бодхисаттва, устремленный всеми помыслами к небу, и учится самосозерцанию.

– Черт бы его побрал, – пробормотал Мудрец. – Вечно дурака валяет!

– Входи, Цзы-юэ! – торжественно произнес Чжоу Шао-лянь своим визгливым голосом.

– Я помешал тебе?

– Ничего, входи.

– Чжоу, дорогой, погадай мне! – попросил Мудрец, зажимая нос.

Заметив его жест, Чжоу Шао-лянь поспешно открыл окно – иначе он так и просидел бы целый день, погруженный в самосозерцание, даже не подумав проветрить комнату.

– О чем гадать? Если у тебя появилось какое-нибудь желание, то для его осуществления нужно не гадание, а план, – сказал Чжоу Шао-лянь, принимаясь стелить постель. Эта операция заключалась только в перекладывании одеяла таким образом, чтобы вечером можно было без хлопот нырнуть под него.

– Послушай, мы же с тобой земляки и однокашники, ты должен мне помочь…

– Что, наконец, у тебя стряслось?

– Честно говоря, вчера я встретил одну девушку по фамилии Тань и решил взять ее в наложницы. Ты, может, ее знаешь?

– Тань?

– Ты знаешь ее?

– Нет, просто я хочу тебе кое-что сказать. С дядей насчет английского я уже договорился. Ты когда к нему пойдешь?

– У меня сейчас и минуты нет свободной! – нетерпеливо бросил Мудрец.

Чжоу Шао-лянь стал умываться, а Мудрец, нахмурившись, ждал, что он ответит.

– Ура, я кое-что придумал! – заявил Чжоу Шао-лянь, вытирая лицо.

– Что именно?

– Мы пойдем к дяде, ты постараешься ему понравиться, и, если тебе это удастся, все в порядке. Может, она проститутка, только занимается этим тайком, тогда он…

– Никакая она не проститутка, а студентка!

– Студентка или проститутка – это в данном случае не важно, мой дядя с любой сладит. Он ведь крупный чиновник…

– Если я поступлю к нему учителем, мне неловко будет говорить с ним о таких вещах! – раздраженно перебил его Мудрец.

– Погоди ты, выслушай меня! Чиновники охотно обзаводятся вторыми женами или наложницами, а мой дядя – мастер по этой части. Он еще больше станет уважать тебя за твое намерение и даже поможет. Мало того, он, чего доброго, сделает тебя крупным чиновником. Тогда из нашего уезда выйдут сразу и поэт, и крупный чиновник! Подумай, глупый мой земляк, слава-то какая!

– Да, ты малый не промах! – сказал Мудрец. – Пойдем скорее к твоему дяде!

Глава десятая

С понедельника до субботы:

08:00–10:00 – «Вёсны и осени» [33](чтение про себя и вслух), «Книга преданий» [34](чтение наизусть).

10:00–12:00 – родной язык. Чтение политических новостей из «Утренней газеты».

12:00–14:00 – древний язык (чтение наизусть).

14:00–15:00 – упражнения в письме (по понедельникам, средам и пятницам).

14:00–15:00 – английский язык (по вторникам и четвергам).

15:00–16:00 – устный и письменный счет.

16:00–17:00 – развлечения, гимнастика (по понедельникам, средам и пятницам).

17:00–18:00 – музыка и пение (по вторникам и четвергам).

Воскресенье:

До обеда – повторение древних текстов.

После обеда – посещение ресторанов или кабаре.

Таково было расписание занятий барчука Яня. Его отец, бывший член парламента Янь Най-бо, отличался суровым характером, что ясно видно из составленного им лично расписания. Барчук был красив, но тщедушен, хотя три раза в неделю занимался гимнастикой, совершал прогулки по своему мощеному двору, а по воскресеньям даже выходил в свет. И несмотря на свою суровость, господин Янь Най-бо был несколько удручен такой худобой сына.

Мудрец тратил на занятия с барчуком всего два часа, а остальное время вращался в свете. В опиекурильнях и притонах японского сеттльмента он ежедневно встречался с политиками, военными, юристами, членами парламента, бандитами, хулиганами, и все они твердили, что Мудрец – человек незаменимый. Они охотно брали у него деньги, курили его египетские сигареты с золотым ободком, пили за его счет вино «Красавица» и матерились. Вдобавок у каждого из них была наложница. Естественно, что теперь Мудрец со стыдом вспоминал свое житье в Пекине, когда он одной рукой листал учебники, а другой играл в кости. Дружелюбие и расточительность людей, с которыми он сблизился сейчас, и не снились его пекинским друзьям.

А тут еще, к великой радости Мудреца, чуть ли не через неделю после того, как он начал заниматься с барчуком, господин Янь Най-бо стал запросто называть его «стариной Чжао», а однажды вечером, после легкой выпивки, похлопал его по плечу и даже назвал сынком. Мудрец изумился и окончательно уверовал в свою необыкновенную способность покорять людей.

Когда в газете сообщили, что университет Прославленной справедливости распущен, Чжао криво усмехнулся: эта новость стоила не дороже самой газеты. Теперь он небрежно произносил имена разных знаменитостей, а от всяких там Оуянов и Мо Да-няней был так же далек, как от «Великого учения» или «Соблюдения середины» [35], которые он зубрил в детстве. Его речь все чаще изобиловала словами «политика», «движение», «пост», а то и «партия радикалов», и на их фоне выражения, прежде помогавшие ему бороться за место председателя студенческих собраний, звучали архаизмами. Лишь изредка он вспоминал о Ван, но ею можно было только любоваться, а не наслаждаться – в отличие от женщин, с которыми он сталкивался теперь.

Барчук еще не выучил английского алфавита, когда Мудрец поделился с его отцом соображениями насчет барышни Тань. Янь Най-бо одобрил намерения Мудреца и даже согласился помочь ему, поскольку считал «свободную любовь – уделом свиней и собак, а увлечение проститутками и наложницами – благородной склонностью настоящего мужчины». Отныне, чтоб поддержать свой престиж, Мудрецу оставалось лишь следовать заветам хозяина, которым он и сам был не чужд.

* * *

Незаметно пролетела зима, начался весенний разлив, и в реках прибавилось воды. Мудрец с нетерпением ждал вестей о Тань Юй-э, но его всемогущий хозяин почему-то отмалчивался. Иногда Мудрец заводил об этом разговор с Чжоу Шао-лянем, однако и тот