следом возвращаюсь в табор и я. Может быть, поэтому никто не подозревал, что мы исчезаем куда-то на ночь. А в последнее время...- старик потягивая трубку, уставился на огонь. Состояние дочери я понял сразу же, после вашей встречи той ночью. Но что я мог сделать: запретить встречаться с тобой?.. Она тоже не виновата... несколько лет назад нам пришлось остаться на зиму в ауле Сулеймена. Дочь у меня и до этого хорошо говорила по-казахски, а там сошлась с девочками, стала ходить с ними на гуляния. Тогда-то она научилась петь твои песни... Поет все твои песни, да еще как!.. Наверно, тогда и влюбилась в тебя, за глаза... Потому, когда встретила, вовсе голову потеряла... Ты потерял свою птицу, а нашел мою дочь...
Старый цыган умолк, печально глядя на огонь. Ахан поставил треногу, повесил чайник с водой над пламенем. Старик покачал головой, мол, не стоит беспокоиться. Ахан промолчал, ожидая конца разговора.
- Я мог бы в открытую поговорить с дочерью... Но нельзя. У нас есть свои законы, свои обычаи. Нарушить их... нет, нельзя. К тому же, я дал клятву...
Старик вновь помолчал, словно решаясь, и, не глядя на Ахана, продолжил: - А тебе я вот что хочу сказать... Оставь мою дочь в покое, Ахан. Все равно вам не быть вместе. Не судьба... В последнее время люди табора пронюхали что-то о ночных уходах Салуи. Я не хочу, чтобы с вами с обоими случилась беда, поэтому предупреждаю... Допустить такое с моей стороны, зная об угрозе, было бы непростительно. Духи предков не простили бы. Придет на свиданье, скажи ей об этом. Я не могу... Скоро снимаемся отсюда... Далеко уезжаем. Насовсем...
- А куда это - далеко?- встревоженно вскинул голову Ахан. Салуа говорила, что уезжают скоро, но куда - не сказала. Да и не знает, наверное.
- О-о, это очень и очень далеко. Отсюда особенно далеко. Сколько лет будем идти, пока доберемся - неизвестно. Но доберемся, - у старика глаза будто радостью засветились, достав головешку, он прикурил свою трубку,- Слыхал про такую страну - Англия? Она, наверное, такая же большая как Россия. Там есть город Эплби. В том городе каждый год весной, в пору вашего отамалы, в последнюю неделю марта проходит невиданная ярмарка, удивительная тем, что она целиком и полностью - цыганская. И покрупнее, пожалуй, чем ваши знаменитые Куяндинская, Атбасарская ярмарки, намного крупнее. Потому что туда съезжаются бродячие цыгане со всего света. Старики, которые там побывали, говорили: посмотрел такую ярмарку, помирать можно. Где еще такое увидишь? Целую неделю под чистым небом на зеленом лугу, на мраморных плитах идет шумное веселье, поют и пляшут все ночи напролет, бочками льется вино, все угощают друг друга, обнимают, целуют, спорят, рассказывают разные истории, меняются диковинными для другого предметами или продают, золотая монета англичан - соверен - сверкая на солнце, переходит из рук в руки, устраиваются бега, ставят на лучших скакунов, который первым прискачет?! Да, на такое стоит посмотреть!
- А когда ярмарка закроется?- с надеждой о возвращении Салуи к берегам Косколя спросил Ахан, хотя тут же понял, что напрасно.
- Разъедемся, кто куда. Мы же - вольные птицы. Кто не понимает, те считают бродягами, скитальцами. Кто понимает, те говорят: вот дети природы, свободные птицы...
- Мы, казахи, тоже кочуем, но знаем когда и куда. А если бы весь род человеческий стал бы вот так как вы... скитаться по всему белому свету - что бы тогда получилось?!
- А-а, тогда было бы здорово!- у старика глаза вспыхнули от восторга.- Ахо, ты только подумай: на небе солнце - одно, и луна - одна. Они светят для всех людей на земле. И земля на всех одна. Но почему она не общая? Как луна, как солнце?! Вот ваши баи - чем больше у них скота, тем больше пастбищ забирают себе, и дрожат от алчности: еще, еще! Если бы могли достать, то поделили бы между собой и солнце, и луну, как черную, степь... А мы хотим, чтобы все на земле было общее - и вода, и травы, и горы, - чтобы каждый человек мог пользоваться всем, что дают реки, озера, деревья, земля. Потому мы против границ - они только мешают. Всем, кроме нас. А мы так и будем переезжать из одного края земли в другой, кочевать всю жизнь. У нас лишнего добра или скота не бывает. Лишнее добро делает человека жадным, алчным до ненасытности.
- Но как же с вашей любовью к свободе, к вольной жизни рядом ходят обман, надувательство, хитрость, воровство?!- спросил Ахан и его глаза вспыхнули гневом.
С лица старика сошла безмятежная мечтательность, он нахохлился, стал молча и с силой мять зажатую меж пальцами трубку, будто хотел на ком-то сорвать зло, потом перевернул и, прикрыв мундштук огромными ладонями, несколькими громкими хлопками вытряхнул еще не совсем остывший пепел от табака.
- Всяких плутов, проходимцев, хитрых обманщиков из своей среды казахи называют цыганами,- старик, немало проживший среди казахов, не ошибался.- Но одного вы не знаете: цыган никогда не станет обманывать цыгана, он обманывает других. Потому что если это не сделает цыган, все равно кто- то из них обманет другого. И поэтому мы никогда не прочь оставить в дураках тех корыстолюбцев, которые жалеют солнце и землю для других. Это - способ выживания. Природа одарила нас талантом к песне, музыке, танцам и это - наша радость, но и хлеб наш насущный. И потом, мы молодых с детства учим жить, учим выживать, иначе их сама жизнь будет потом больно бить плеткой, им уже никогда из-под нее не уйти. А все потому, что вокруг нас жадные и злые собственники... Пока на земле существуют еще свободные земли, чистые и никем не присвоенные озера, пока жива вольная природа, живы и цыгане. А когда вся земля будет поделена между людьми, когда у гор, рек, лесов объявятся владельцы, хозяева, когда небо станет с овчину и некуда будет отступить - в тот день и цыган умрет, угаснут костры наших таборов и исчезнут вольные дети природы...
- Думаю, что до этого далеко... Но скажите, вот воля волей, и тут же иной раз творится насилие - как это понимать?
- Это какое еще насилие? Да, мы можем обмануть, но никогда над человеком не творим насилия. И даже наш обман в общем-то безобиден, он не приносит жестоких страданий никому. Это
