– Как дела?

Она не могла даже поднять голову прямо и, повернув своё маленькое лицо вбок, посмотрела на Кэндзо. Видимо, усилие, с которым та пыталась поздороваться, сразу же сказалось на горле, и до того относительно спокойный приступ кашля обрушился на неё разом. Кашель шёл без перерыва, один приступ ещё не кончился, как уже надвигался следующий, и даже со стороны было тягостно смотреть на неё.

– Кажется, ей очень плохо.

Он пробормотал это словно про себя и нахмурился.

Незнакомая женщина лет сорока растирала спину сестры, а рядом на подносе стояла ёмкость с жидкостью от кашля с воткнутой в неё кедровой палочкой. Женщина кивнула Кэндзо.

– У неё так с позавчерашнего дня.

Сестра имела обыкновение после трёх-четырёх дней бессонницы и поста, в течение которых она хирела, постепенно возвращаться к норме благодаря жизненной силе. Кэндзо не мог не знать этого, но, видя воочию этот яростный кашель и едва слышное дыхание, сам чувствовал себя ещё более тревожно, чем даже больная родственница.

– Когда вы пытаетесь говорить, это вызывает кашель? Лежите спокойно. Я пойду в ту комнату.

Когда приступ немного утих, Кэндзо сказал это и вернулся в гостиную.

XXV

Хида сохранял невозмутимое выражение лица и читал книгу. «Ничего, это её обычная болезнь», – заявил он, совершенно не обращая внимания на соболезнования Кэндзо. Казалось, вид жалкой жены, постепенно угасавшей от многократного повторения одного и того же из года в год, ничуть не трогал этого мужчину. Фактически, он был тем, кто ни разу не сказал ни одного ласкового слова своей супруге, с которой прожил вместе почти тридцать лет.

Увидев, что Кэндзо входит, он тут же закрыл книгу на том месте, где читал, и снял очки в металлической оправе.

– Пока вы были в столовой, я принялся читать какую-то ерунду.

Хида и чтение – это было весьма неподходящее сочетание.

– Что это?

– Да ничего такого, что читал бы Кэн-тян, старая книга.

Смеясь, Хида взял лежавшую на столе книгу и протянул её Кэндзо. Та, к удивлению, оказалась «Беседами о Дзёдзане», и Кэндзо немного удивился. И всё же то, что он мог спокойно слушать, как его жена кашляет, словно вот-вот испустит дух, как нечто постороннее, и читать такое, прекрасно характеризовало этого мужчину.

– Я старомоден, поэтому люблю такие старые книги вроде коданов.

Однако он не был настолько невежествен, чтобы принять их автора, Юасу Дзёдзана, за простого рассказчика из народа.

– Всё же он учёный, этот мужчина. Кто он такой, Кёкутэй Бакин? У меня тоже есть «Повесть о восьми псах» Бакина.

Действительно, в его павлониевом книжном шкафу аккуратно стояло собрание «Повести о восьми псах», изданное по подписке типографским способом на японской бумаге.

– Кэн-тян, у вас есть «Иллюстрированное описание знаменитых мест Эдо»?

– Нет.

– Это интересная книга. Я очень её люблю. Если хотите, я одолжу вам. В ней можно полностью разобраться в старом Эдо, в Нихонбаси, Сакурада и прочем.

Он достал из другого книжного шкафа в токонома одну-две старые книги в бледно-жёлтых обложках, сделанных из бумаги мино-гами, и принялся обращаться с Кэндзо так, словно тот никогда даже не слышал названия «Иллюстрированное описание знаменитых мест Эдо». У самого же Кэндзо были тёплые воспоминания о времени, когда в детстве он вытаскивал ту книгу из кладовой и с величайшим удовольствием внимательно разглядывал иллюстрации страницу за страницей. Особенно торговая вывеска Этигоя и гора Фудзи, изображённые в месте под названием Суруга-тё, стали сейчас самыми яркими точками в его памяти.

«При таких обстоятельствах у меня, наверное, никогда не будет досуга читать книги, не связанные напрямую с моими исследованиями, с той безмятежностью, что была тогда».

Так думал про себя Кэндзо. Он с досадой и жалостью думал о своём нынешнем «я», вечно охваченном одним лишь нетерпением.

Поскольку брат не появлялся к назначенному времени, Хида, возможно, чтобы заполнить паузу, всё пытался продолжать разговор о книгах. Казалось, он был уверен, что, пока речь идёт о книгах, Кэндзо не будет тяготить их беседа, сколько бы она ни длилась. К несчастью, его познания ограничивались уровнем, позволяющим считать «Беседы о Дзёдзане» обычным народным коданом. Тем не менее, у него были переплетённые подшивки просветительского журнала «Фудзоку гахо» за все годы.

Когда разговор о книгах иссяк, он, ничего не поделаешь, сменил тему.

– Похоже, Сётаро уже должен бы прийти. Я ему так наказывал, так что он вряд ли забыл. К тому же, сегодня день зарплаты, так что ему нужно вернуться не позже одиннадцати часов. Может, послать кого-нибудь встретить его?

В этот момент, видимо, снова начался приступ, и из столовой донеслись звуки приступа кашля сестры, словно вспыхнувший огонь.

XXVI

Вскоре послышался звук открываемой решётки у входа и стук сбрасываемых в прихожей гэта.

– Кажется, наконец-то явился, – бросил Хида.

Однако шаги, прошедшие через прихожую, направились прямо в столовую.

– Опять плохо? Я поражён. Совершенно не знал. С какого времени?

Короткие фразы, звучавшие то как восклицания, то как вопросы, долетали до ушей двоих, сидевших в гостиной. Голос, как и предполагал Хида, действительно принадлежал брату Кэндзо.

– Сё-сан, мы ждём вас с самого начала.

Нетерпеливый Хида тут же окликнул того из гостиной. Его тон, словно ему было всё равно, что станет с его женой и её астмой, прекрасно отражал характер этого мужчины. Не зря все говорили о нём: «Настоящий эгоист», – и даже в этой ситуации он, казалось, не думал ни о чём, кроме собственного удобства.

– Сейчас приду.

Сётаро, похоже, тоже был немного раздражён и не торопился выходить из столовой.

– Может, выпьете немного жидкой каши? Не хотите? Но если вы совсем ничего не будете есть, это только истощит ваши силы.

Поскольку сестра задыхалась и не могла ответить, женщина, растиравшая ей спину, отвечала за неё к месту после каждого её слова. Брат, обычно бывавший в этом доме чаще, чем Кэндзо, казалось, был знаком и с этой незнакомой женщиной. Возможно, поэтому их разговор не спешил завершаться.

Хида надулся. Он потер своё смуглое лицо обеими руками, словно умываясь по утрам. Наконец он повернулся к Кэндзо и тихим голосом произнес:

– Вот из-за этого с ней и трудно, Кэн-тян. Слишком болтлива. У меня тоже руки коротки, так что ничего не поделаешь, приходится полагаться на неё.

Недовольство Хиды было явно направлено на незнакомую Кэндзо женщину.

– Кто она?

– Да это же Осэ. Разве она не часто бывала в нашем доме, когда Кэн-тян приходил к нам в гости в прежние времена?

– Да?

У Кэндзо не было никаких воспоминаний о встрече с такой женщиной в доме Хиды.

– Не припомню.

– Да как же не помнить, это же Осэ. Она, как вы знаете, действительно добрая и искренняя женщина, но вот в этом с ней трудно. Болтливость – её болезнь.

Для Кэндзо, плохо знавшего обстоятельства, слова Хиды звучали лишь как удобное для него самого преувеличение и не производили особого впечатления.

Сестра снова закашляла. Пока этот приступ не утих, даже Хида молчал. Сётаро тоже не выходил из столовой.

– Кажется, стало хуже, чем раньше.

Немного обеспокоенный, Кэндзо сказал это и собрался было встать. Хида без раздумий удержал его.

– Да ничего, всё в порядке, всё в порядке. Это же её хроническая болезнь, так что всё в порядке. Незнакомого человека это может немного шокировать. А я уж привык к этому за долгие годы, так что мне всё равно. Честно говоря, если бы я принимал всё это близко к сердцу, я бы не смог жить с ней вместе до сих пор.

Кэндзо не мог ничего ответить на это. Он лишь мысленно представил, для контраста, то мучительное чувство, которое сам испытывал, когда у его жены случался истерический припадок.

Когда приступ кашля у сестры немного утих, Сётаро наконец показался в гостиной.

– Прошу прощения. Я должен был прийти раньше,