Кэндзо припоминал, что встречал в прошлом мужчину по фамилии Сибано, за которого вышла замуж госпожа Онуи. Его нынешнее место службы он тоже узнал на днях от Ёсиды. Это был какой-то город в районе Тюгоку, где стояла дивизия или бригада.
– Это военный, тот, за кого вышла госпожа Онуи?
Поскольку Кэндзо вдруг замолчал, жена, выдержав паузу, задала такой вопрос.
– Ты хорошо осведомлена.
– Как-то раз я слышала от вашего брата.
Кэндзо мысленно представил образы Сибано и госпожи Онуи, которых видел в прошлом. Сибано был смуглым, широкоплечим человеком, но, судя по чертам лица, должно быть, принадлежал к весьма представительному типу мужчин. Госпожа Онуи же была стройной, статной женщиной, с продолговатым лицом и светлой кожей. В особенности красивыми казались её удлинённые глаза с длинными ресницами. Они поженились, когда Сибано был ещё лейтенантом или даже младшим лейтенантом. Кэндзо помнил, что однажды переступал порог их нового дома. В тот раз Сибано, вернувшись из части, пил охлаждённое сакэ глоток за глотком из западной кружки, стоявшей на краю длинной жаровни. Госпожа Онуи, обнажив белую кожу, поправляла волосы у висков перед туалетным столиком. А тот усердно брал с тарелки и ел суши-нигири, положенные ему как его законная доля.
– Госпожа Онуи, говорят, была очень красива?
– Почему ты спрашиваешь?
– Говорят, ведь была речь о том, чтобы вы на ней женились?
Действительно, был и такой разговор. Когда Кэндзо было лет пятнадцать-шестнадцать, он как-то оставил друга ждать на улице, а сам ненадолго зашёл к Симаде, и госпожа Онуи, стоявшая случайно на маленьком мостике через грязную канаву у входа и смотревшая на улицу, слегка улыбнулась и кивнула Кэндзо, столкнувшемуся с ней нос к носу. Его друг, ставший свидетелем этого, был ребёнком, только начавшим изучать немецкий язык, и, поддразнивая его, сказал: «Frau, стоящая у входа, ждёт». Однако госпожа Онуи была на год старше его. Более того, в те времена у Кэндзо не было ни способности различать женскую красоту и уродство, ни симпатий и антипатий. К тому же у него было какое-то странное чувство, похожее на застенчивость, которое естественной силой отбрасывало его, желавшего приблизиться к женщине, прочь от неё, словно резиновый мячик. Брак между ним и госпожой Онуи был оставлен как совершенно невозможный, независимо от других осложнений.
XXIII
– Почему же вы не женились на той госпоже Онуи?
Кэндзо вдруг поднял глаза от подноса. Словно человек, внезапно пробуждённый от грёз воспоминаний.
– Это совершенно несущественно. Такие мысли были лишь у Симады. К тому же, я был ещё ребёнком.
– Но она ведь не его родная дочь?
– Конечно, нет. Госпожа Онуи – приёмная дочь госпожи Офудзи.
Госпожой Офудзи звали вторую жену Симады.
– Но если бы вы были с той госпожой Онуи, что бы сейчас было?
– Как же я могу знать того, что не произошло?
– Но, возможно, вы были бы счастливее. Чем сейчас.
– Возможно.
Кэндзо стало немного досадно. Жена замолчала.
– Зачем ты спрашиваешь о таком? Бессмысленно.
Жена почувствовала себя будто отчитанной. У неё не хватило смелости преодолеть это.
– В конце концов, я с самого начала вам не нравлюсь…
Кэндзо швырнул палочки и запустил руки в волосы. И принялся усиленно счищать накопившуюся там перхоть.
После этого они занимались каждый своими делами в разных комнатах. Кэндзо, после того как ушёл ребёнок, зашедший поздороваться и посмотреть, в хорошем ли тот настроении, как обычно, читал книгу. Жена, уложив отпрыска спать, принялась за шитье, оставшееся недоделанным.
Разговор о госпоже Онуи снова стал темой между ними через день, и то по случайному поводу.
В тот раз супруга вошла в комнату Кэндзо с открыткой в руке. Передав её мужу, она, вместо того чтобы, как обычно, тут же уйти, уселась рядом с ним. Поскольку Кэндзо, взяв открытку, не спешил её читать, жена, не выдержав, наконец подтолкнула мужа.
– Эта открытка от Хиды.
Кэндзо наконец оторвал взгляд от книги.
– Там говорится, что у него какое-то дело, связанное с тем человеком.
Действительно, на открытке было написано, что он хотел бы встретиться по делу Симады, с указанием даты и времени. Было также вежливо принесено извинение за беспокойство с просьбой о его визите.
– Что бы это могло быть?
– Понятия не имею. Вряд ли это совет. Я ведь совсем не обращался к нему за советом.
– Может, он хочет предостеречь, чтобы вы не общались. Там же написано, что ваш брат тоже будет.
На открытке действительно было написано именно то, о чём говорила супруга.
Увидев имя брата, в голове Кэндзо вновь мелькнула тень госпожи Онуи. Подобно тому, как Симада хотел свести его с этой женщиной и сохранить отношения между двумя семьями, её родная мать, похоже, также питала надежду выдать свою дочь замуж за его брата.
– Если бы наши семьи не были в таких отношениях… Я бы тоже постоянно ходила в дом Кэн-тяна.
То, что госпожа Офудзи говорила ему нечто подобное, оглядываясь назад, было уже в далёком прошлом.
– Но разве госпожа Онуи не была помолвлена с нынешним мужем с самого начала?
– Даже если и была помолвлена, возможно, она хотела бы отказаться, смотря по обстоятельствам.
– А куда же сама госпожа Онуи хотела?
– Откуда мне это знать?
– А как насчёт вашего брата?
– И этого я не знаю.
В воспоминаниях Кэндзо о детстве не было материала, который позволил бы ответить на вопросы жены о чувствах.
XXIV
Вскоре Кэндзо написал ответную открытку, сообщив о своём согласии. И когда наступил назначенный день, он, как и договорились, снова отправился на улицу Цуноморидзака.
Он был человеком чрезвычайно пунктуальным. С одной стороны, его характер был довольно простодушным, с другой – делал его нервным. По дороге он пару раз доставал часы. В самом деле, сейчас ему казалось, что с самого утреннего подъёма и до отхода ко сну, его постоянно преследует время.
По дороге Кэндзо думал о своих трудах. Та работа отнюдь не продвигалась так, как ему хотелось. Стоило ему сделать шаг к цели, как та отдалялась от него ещё на шаг.
Он думал и о своей жене. Её истерия, столь сильная в то время, даже теперь, когда естественным образом ослабла, всё ещё бросала тень тёмной тревоги в его сердце. Он думал и о семье жены. Признаки того, что финансовые трудности, похоже, надвигаются на их дом, стали причиной смутного беспокойства в его душе, подобного качке на лодке.
Ему приходилось думать также о своих сестре и брате, а затем и о Симаде, всё вместе. Среди всеобщего отпечатка упадка и увядания ему приходилось думать и о себе самом, связанном с ними кровью, плотью и общей историей.
Когда он пришёл в дом сестры, его сердце было тяжело. Напротив, его нервы были возбуждены.
– Прошу прощения за беспокойство, – поздоровался Хида. Это не было его обычным обращением с Кэндзо в прошлом. Однако то, что среди меняющихся жизненных обстоятельств лишь этот человек, муж его сестры, сохранил своё превосходство, было для Кэндзо скорее мучительным, чем приятным фактом.
– Я и сам хотел бы зайти, но никоим образом не могу выкроить времени, слишком занят. Вот, например, прошлой ночью я был на дежурстве. И сегодня меня тоже просили подменить, но поскольку у меня договорённость с вами, я кое-как отказался и только что вернулся.
Если слушать молча слова Хиды, то слухи о том, что он содержит какую-то странную женщину по соседству со своим местом работы, кажутся полной ложью.
«Почему же его, человека, не обладающего, если описывать старомодными словами, ни большими познаниями, ни талантами, кроме умения обращаться со счетами, так ценят в нынешней компании?» – такая мысль возникла даже у Кэндзо.
– А сестра?
– Да ещё и Нацу с её обычной астмой…
Сестра, как и сказал Хида, лежала, опершись на валик, положенный на шкатулку для швейных принадлежностей, и тяжело дышала.
