Я часто так делала: когда гуляла или ехала за рулем и видела какой-нибудь домик или чью-то квартиру, представляла себя там. Думаю, я унаследовала эту мечтательность; бабуля – мать моего отца, не связанная с семейством Хантли, – коллекционировала маленькие керамические домики, которые стояли у нее на подоконнике рядом с кухонной раковиной: в викторианском стиле, американский кейп-код, испанская асьенда, коттедж. Я не знала, откуда они у нее появились и что значили для нее, но по тому, как мечтательно она произносила их названия и как поглядывала на них, пока мыла посуду, можно было предположить, что они представляли собой другие жизни, в которых ей хотелось бы очутиться.
Бабуля по линии Карлайл мыла посуду сама: она была суровой женщиной из Восточного Техаса и не происходила из богатой семьи, как родители мамы. Не было ни дня, чтобы она не надевала свои низкие черные ботинки на шнуровке, и до самой смерти, когда я была еще совсем маленькой, жила в деревенском домишке, в котором родилась. До последних дней она кормила кур во дворе и выращивала тыквы и помидоры. Судя по тому, что мне рассказывали, бабушка в основном была женщиной практичной, но свои домики любила.
Я сразу отметила, что Сестрица была права насчет воды: на Капри она отличалась от Палм-Бич и Си-Айленда. Косые древние скалы в акватории, арки и колонны, выточенные в них природой за многие тысячи или даже миллионы лет, что они простояли в окружении бьющегося, бурлящего моря. Волны бушевали с большей силой, чем во Флориде или в Джорджии; у меня возникло то самое чувство, которое описывала тетя, – что земля движется вокруг нас. Что этот остров – отдаленный кусочек одного большого мира, а не спрятанное в заливе пристанище банкиров и наследников автомобильных бизнесов.
Это, впрочем, не означало, что здесь нельзя было на каждом шагу встретить красивых людей: в «Песни моря» их было множество – худых длинноногих загорелых женщин в тончайших слитных красных купальниках, которые я никогда бы не смогла носить. С моей-то грудью. Другие расхаживали в откровенных до невозможности бикини и выглядели при этом очень уверенно и роскошно, без лишних сомнений подставляя солнышку свои плоские животы. Мне бы никогда не позволили надеть нечто подобное в нашем пляжном клубе в Далласе или на Си-Айленде. Я бы и не пыталась. Но то, как эти женщины стояли на пляже со своими безупречными телами, как они перекидывали через плечо свои длинные распущенные волосы, когда вставали с шезлонгов, чтобы немного подвигаться под музыку или подойти к мужу, молодому человеку или любовнику – мужчинам, выглядящим как Ален Делон, с сигаретой и в солнечных очках Persol а-ля Стив Маккуин, – положить ладонь на его нагретое солнцем плечо, склониться для поцелуя… В общем, я невероятно болезненно им завидовала.
В тот день Дэвид растянулся у бассейна и щурился в газету через затемненные линзы, которые прикрепил к своим очкам, а я спустилась к пляжу, чтобы побыть одной. В скальных бассейнах вдоль причала я разглядела морских звезд. К собственному сожалению, я никогда не видела осьминогов, но слышала, что иногда там появляются и они. Люди даже поговаривали о танцующих на волнах дельфинах, но и их мне не довелось увидеть.
Я расстелила полосатое полотенце на теплых досках понтона прямо у воды и пролежала там несколько часов. Дул морской ветерок, и я чувствовала себя укутанной в нем, как в коконе. Я не слышала, что происходило наверху у бассейна, до меня долетали лишь приглушенные звуки музыки и редкие раскаты смеха; было тихое спокойное чувство, что мир остался где-то далеко. И не может до меня дотронуться.
А потом налетели серые пушистые тучи и пошел дождь, и я, прикрыв голову полотенцем, поспешила к бассейну, где ждал Дэвид. Он держал над собой газету, и мы рассмеялись так, как смеются люди, удирающие от дождя, ведь есть в этом что-то детское и непосредственное, а еще потому, что неважно, как часто это случается, но, когда с неба падает вода, это как-то странно, абсурдно и чудно́, по крайней мере, если ты родилась в определенных районах Техаса, где с налетом жуткой грозы и молний может не пролиться ни капли дождя, и мы добежали, перепрыгивая лужи, до ресторана, сели под навес, заказали эспрессо и роскошный, насыщенный шоколадом капрезе и наблюдали за тем, как дождь поливает пальмы, чьи листья, подобно паучьим лапкам, раскинулись на фоне серого неба в садах прибрежных вилл.
Дэвид коротко стриг свои густые кудрявые волосы, но теперь, намокнув от дождя, они торчали в разные стороны и липли ко лбу как челка. Он выглядел таким молодым и очаровательным. Мы сидели там, ели торт и пили эспрессо, улыбаясь друг другу, болтая ни о чем, и, когда в беседе наступила небольшая пауза, он взял мою руку и сказал: «Тедди, мне кажется, мы действительно можем быть счастливы вместе».
В тот момент я подумала: «Конечно можем, мы уже счастливы, поэтому мы здесь». Я не понимала, что это не было столь очевидно для Дэвида. Он по-прежнему считал, что ему только предстояло принять решение насчет меня.
Однако я была слишком ослеплена собственным успехом, чтобы понять, что что-то идет не так, – по крайней мере поначалу. В Далласе мне бывало нелегко. У меня имелись некоторые дурные привычки. Склонности, из-за которых я время от времени попадала в неприятности, – мне почти удавалось скрывать это от семьи, но любой муж рано или поздно должен был их заметить.
И все же чудесным образом теперь, когда я вышла замуж, все мои проблемы весьма вовремя испарились. Конечно, прошлое никуда не делось и кое о чем Дэвиду было знать необязательно, но до будущего оставалось рукой подать. На протяжении всего медового месяца я вставала рано и дышала свежим воздухом, прогуливаясь по пляжу, ела, когда ел Дэвид, не больше и не меньше, и позволяла себе всего один-два бокала вина за ужином. Сидя на солнце, читала Мюриэл Спарк, почти все делала правильно и наконец чувствовала себя одной из них – этих замужних женщин, у которых все схвачено и идет своим чередом. Мне легко представлялись мои будущие дети, дом в Джорджтауне, я в юбочном костюме от Chanel рядом с Дэвидом. Безопасная жизнь.
Я почти все делала правильно, пока не наступил последний день. В одном из островных магазинчиков я купила бикини, маленький раздельный купальник с орнаментом, в котором чередовались пастельно-розовый, лавандовый и цвет апельсинового шербета. Я собиралась надеть его с босоножками на каблуке, как ходили другие девушки, на пляж «Песни моря» и щедро намазаться детским маслом, чтобы поработать над загаром. Я не очень походила на худых атлетичных итальянок, отдыхающих у бассейна в тонких купальниках майо, золотых украшениях и с загаром из Форте-деи-Марми, но, разглядывая себя в зеркало пляжной кабинки, решила, что все же выгляжу достойно. Может, у меня немного более мягкие формы и бледная кожа, но в остальном сходство есть. Я выглядела так, будто я «своя» или скоро стану ею, впишусь в эту живописную сцену у бассейна, где согретые лучами солнца, уверенные в себе европейки отдыхают со своими красивыми мужьями. Где люди расслабляются и наслаждаются каждым моментом, «высасывают из жизни весь ее костный мозг», как сказала бы Сестрица, в очередной раз цитируя Торо.
Поначалу, когда я вышла из кабинки, Дэвид ничего не сказал, и это меня встревожило – ни одобрительного присвиста, ни пошлого комментария, – но я не думала, что что-то и правда не так, пока спустя час у бассейна он, глядя на меня, не сделал глоток «Апероля» и не произнес:
– Твою грудь сложно не заметить, Тедди.
Тогда я еще не знала его нрава. Я не поняла, что он хотел этим сказать.
– Как тебе? – спросила я, стараясь придать голосу нотки вожделения. Хотелось побыть кокетливой. Смелой и соблазнительной.
– Не уверен, что всем мужчинам здесь стоит видеть твое тело в таких подробностях, – ответил он.
