цветами? – задавая новый вопрос, Анастасия непроизвольно поправила напудренный парик, отчего пудра попала ей в ноздри и она поморщилась, стараясь не чихнуть.
– Давно. Когда я там был, они уже были в моде – Алексей ответил и отвернулся, чтобы спрятать улыбку и заодно продемонстрировать, что эта тема его не особо интересует.
– Маменька я же говорила, а ты в ответ твердила, что тот француз из модной лавки врет, дабы продать шляпку втридорога. Все новинки попадают в Санкт- Петербург, а нам достается старье. Хочу выйти замуж за столичного дворянина, за графа или князя, а не за местного провинциала, или захудалого офицеришку, но ты сватаешь меня, то за этого неотесанного Гришку Баженова, то за… – девушка замолчала и обвела взглядом Григорьевых, поняв наконец, что что-то не то сказала.
После вкусного и сытного обеда из супа на мясном бульоне с овощами и зеленью, печеной говядины и осетра с луком и гарниром, подали на десерт яблочный пирог с гвоздикой и дорогой новомодный чай. Отказавшись от сладкого, Алексей осторожно обратился к маменьке:
– Вы не возражаете, если мы с Афанасием Ивановичем отлучимся?
Вдова Третьякова взглянула на него с укоризной:
– Вам надоело наше общество?
Алексей встал и поклонился.
– Не сочтите за дерзость – я бы показал капитану Лукьянову конюшню. Он разбирается в лошадях, а вороной, как раз нуждается в осмотре из-за хромоты.
Маменька кивнула. Вдова Третьякова, будто она здесь хозяйка, тоже дала соизволение:
– Что ж, мы не против. Только не промокните, там начался дождь.
Анастасия вяло и скучающе улыбалась, беседуя с маменькой. Валя же молча смотрела Алексею вслед.
Когда мужчины вышли на крыльцо капитан закурил трубку.
– Вырос и возмужал, – Лукьянов с гордостью смотрел на воспитанника. – Разбогател и род в правах восстановил. Я почитай теперь и не ровня тебе. Уже не знаю как величать, и как кланяться.
– Да брось дядька Афанасий, ты тоже не из холопов, – отмахнулся Алексей, – к тому же ты моему отцу другом был. Да и мне наставником, когда все эти Третьяковы да Баженовы нас на порог не пускали. А еще мы с тобой моряки. Другая закалка.
– Я что? Я был больше чиновником, чем моряком, а плавания мои в последнее время ограничивались каботажами, а ты у нас и Атлантику пересек и Средиземноморье, да и вообще герой войны. Хоть и не нашей, но если уж сам французский король тебе звание пожаловал, то это не за зря.
– Да какой я герой? Даже матушке не хочу рассказывать, что деньги, которые я привез – призы за каперство. Вест-индийский конвой ощипали, хоть и нелегко нам пришлось. С фрегатом конвоя бились не на жизнь, а на смерть. А так – это с захваченных с грузом купцов деньги.
– Не прибедняйся Алексей, видел я «индийцев». Зубастые суда. А ежели при них еще и фрегат был, то немалой кровью за те призы заплачено, или я не прав?
– Прав, – кивнул Алексей, и тяжело вздохнул, вспоминая кровавые артиллерийские дуэли и абордажи.
– Ну что же, Алексей. Тебя тут, как я погляжу, как венецианское стекло на торгу – разглядывают, щупают, осматривают со всех сторон, – он усмехнулся, похлопав Алексея по плечу.
Лицо Алексея стало серьезным.
– Кажется я для наших дам не человек, а «выгодная партия».
Пуская кольца дыма, Лукьянов заметил:
– При выборе жены, руководствуйся советами сердца, а не матери. Валюшка, хотя и простая, но как хлеб, сытный и домашний. Анастсия же – сахар на серебре. Надкусил – зуб потерял. Смотри чтобы потом не грызло сердце и тоска.
Алексей молчал глядя на мокрую яблоню, тоже закурил.
– Запомни, – продолжал Лукьянов, – матрос женится на теле, офицер на уме, а капитан на душе. Душа, братец, если она родная, то не предаст.
– Это ты маменьке втолкуй лучше дядька Афанасий, она все иначе мерит. По своим меркам. Род, состояние, знатность.
Алексей долго молчал.
– Через неделю возвращаюсь в Кронштадт, получил новое назначение на «Святой Ианнуарий» Думаю у маменьки не будет времени, меня оженить. Пора обратно в море.
– Правильно. Нечего тебе здесь сидеть на суше, да за мамкиной спиной. Воду выбирают те, кого суша не держит. Будь аккуратнее там, не геройствуй понапрасну. ходят слухи, флот к чему то большому готовят, будь начеку.
– Мне бы, дядька Афанасий, лишь бы честь сохранить: не струсить в бою, не оплошать. Остальное приложится.
– А ты не бойся. Море оно смелых любит. Да что я тебе рассказываю, ты не одно морское сражение повидал, за море-океан ходил, в Новый Свет. Вон челядин какой у тебя чудной. Оттуда привез?
– Из Новой Франции, – подтвердил Алексей.
– Никогда я людей из Нового Света не видел. На сибирского татарина больно похож, но повыше будет.
Разговор прервал Павел, присланный матушкой дабы сообщить что гости уходят.
Смотрины закончились к счастью Алексея быстрее, чем он думал. Для маменьки скорее безрезультатно, поскольку её расчёт, поженить Алексея на красавице Анастасии не оправдался. При всей внешней привлекательности средней сестры, Алексея отпугнула ее холодность, надменность и пустота, да и жениться по желанию и велению маменьки он не собирался.
– Ну не лежит у меня к ней душа, матушка, – сказал он, когда шумные гости разъехались, да и в море мне скоро. Не буду я венчаться в спешке, да еще и с не милой сердцу.
– Да и ладно. Оказалось Евдокия тоже не хочет за тебя Анастасию отдавать. Присмотрела ей другого выгодного жениха. А вот Валентине ты очень приглянулся. Запал ты ей в душу. Поэтому ее и привезли. Вместо сестры предложить.
Валентина Алексею тоже понравилась. Милая девушка, тёплая и уютная и он не мог не заметить как горели её глаза, когда они прощались. Но не чувствовал он, что готов, что может сделать её счастливой. Не мог дать девушке того, что она заслуживает. Да и любовь в сердце не вспыхнула, как тогда в Париже.
– Не до женитьбы мне сейчас матушка. Знаешь же как плавания порой затягиваются. На год или на пять, лишь одной императрице нашей, да Богу ведомо. Видано ли дело молодую жену сразу после свадьбы оставлять так надолго.
– О помолвке можно договориться, – настаивала мать.
– Нет, – отрезал Алексей, – даже не уговаривай. Да и завтра уже собираться стану. Мне опаздывать на службу никак нельзя.
Глава 13. Неудачное восстание
Флот стоял на якоре. Морская гладь дрожала в полуденном мареве – не то от жары, не то от предчувствия. В воздухе пахло солью, гарью и чем-то еще – тем, что