бросили временную оттяжку на палубу, чтобы внизу её натянули, на случай если крепление энсина сорвет.

Алексей не помнил как спустился на палубу. В памяти осталось лишь как Жафо спускался рядом, поддерживая и страхуя, чтобы офицер не соскользнул.

Обессиленного Алексея увели в кают компанию и налили полную кружку коньяка. Дрожащими от холода и отпустившего напряжения, изодранными в кровь руками энсин взял кружку и сделал большой глоток. Живительное тепло побежало по телу.

– Спасибо, месье Григорьев, – раздался рядом хриплый голос, – вы спасли нам фок-мачту.

Алексей поднял глаза. Там стоял капитан. Он специально пришел с квартердека, чтобы поблагодарить своего офицера за проделанную работу.

Шторм давно закончился. Фрегат, несмотря на некоторые повреждения, полученные в бою с англичанами, отлично выдержал испытание разбушевавшейся стихией. Хуже всех пришлось солдатам подполковника де Леви. Не привыкшие к морю пехотинцы весь шторм просидели в трюме и на орудийной палубе, страдая от качки, молясь всем святым о спасении их жизней.

Суда конвоя разбросало ураганом и сейчас «Ле Вонжер» пытался найти их и собрать вместе. Первым обнаружился шестидесяти пушечный линейный «Ардент». Де факто, пока не найден второй линейный корабль, он становился флагманом конвоя. Обменявшись сигналами с «Ардентом», «Ле Вонжер» продолжил поиски.

– Три паруса на горизонте, пол румба вправо, – доложили с марсовой площадки

– Курс на паруса, – отдал приказ лейтенант де Вильмон, – Это наш хороший знакомец «Ле Тритон» и два флейта, – через час идентифицировал он суда, и опустил подзорную трубу, – Месье Григорьев, будьте любезны, доложите капитану.

Выполнив поручение, Алексей вернулся на шканцы. Это было его время заступать на вахту. После того, как второй лейтенант вернулся в порт Бреста на захваченном в бою HMS «Хаук», Григорьеву перешла его койка в офицерской каюте и обязанности, а освободившийся кубрик на орудийной палубе, к радости пехотинцев из Роял-Руссильон, достался им. Нехватка офицеров привела к тому, что вахты стали чаще, а сон короче, ведь в любое время дня и ночи на шканцах должен находиться офицер.

Заметив «Ле Вонжер» суда конвоя зарифили паруса, поджидая нагоняющий их фрегат.

Сигнальщики передали транспортам направление на встречу с «Ардент».

После этого первый лейтенант ушел, но на квартердек поднялся капитан вместе с подполковником Леви

– Итак, кого мы уже нашли, месье Григорьев? – поинтересовался де Шуазель.

– «Ле Тритон», «Прованс» и «Диадема», последнюю изрядно потрепало. Оттуда просигналили, что кроме видимой невооруженным взглядом потери бизань мачты, у них открылась течь. Вижу экипаж подвел пластырь, но насколько могу отсюда разобрать, им все равно приходится непрерывно откачивать воду из трюма.

– Гром Божий! – воскликнул подполковник, – Я так не досчитаюсь половины моего батальона. Надеюсь она не утонет.

– Месье Григорьев, позаботьтесь, чтобы мы не теряли из виду паруса «Ардента».

– Слушаюсь, мой капитан, – подтвердил Алексей

Офицеры ушли, а энсин остался. Ему предстояла четырехчасовая вахта.

Алексею снилась Лизетт. Они стояли вместе на шканцах фрегата, и она рассказывала каким она видит море. Раздался звук корабельного колокола и кто-то затряс энсина за плечо.

– Месье, вам пора заступать на вахту, – вырвал Алексея из сна голос матроса.

С трудом открыв глаза, энсин набросил жюстокор и поплелся к ступеням ведущим на квартердек.

– Кофе, месье Григорьев, – догнал его голос Жафо, который стоял под шканцами протягивая оловянную кружку с ароматным напитком.

После боя на выходе из Бреста и после последнего шторма, матросы окончательно признали в русском офицере настоящего моряка, а Жан-Франсуа – полное имя Жафо, – и вовсе решил взять его под опеку. Родился Жафо в припортовом квартале Сен-Мало, хоть всем и говорил что он «коренной парижанин». На флот он записался спасаясь от полиции, что не удивительно, если учесть его болтливый и острый язык. По той же причине он постоянно влипал в неприятности и потасовки. Если на корабле к нему привыкли и терпели его выходки, то когда он сходил на берег, то было чудом, если он не провоцировал крупной потасовки в каком-нибудь кабаке. Алексей полагал, что симпатия Жана-Франсуа к нему была вызвана тем, что он единственный, кто мог выдержать непрерывную болтовню матроса. Болтовня его не раздражала, а наоборот, слушая Жафо-язык-без-костей, можно было много почерпнуть о Франции, ее флоте, традициях, ситуации на корабле. К тому же «парижанин» обучал энсина жаргонным словечкам, поговоркам и диалектам. Убедившись, что энсин не сдаст и не накажет, Жафо выбалтывал даже такие секреты команды, о которых не догадывались другие офицеры и это помогало находить ключик к любому матросу. Поблагодарив Жана-Франсуа, Алексей с кружкой в руках принял вахту и тут же получил выговор от первого лейтенанта за опоздание, за кофе в руках, за то, что лейтенант не досыпает, за то, что в Атлантике штормит, и за все грехи “туманного Альбиона”. Лейтенант де Вильмон в последнее время становился все более раздражительным и срывал свою злость на любом, кто попадется под руку.

Корабль шел под нижними марселями, не поднимая брамселей. Ветер попутный. Смены галсов не предвиделось, а позади в темноте виднелись паруса эскадры. Это означало, что можно расслабиться.

Алексей стоял, вглядываясь в бескрайнюю морскую гладь, где звезды отражались в легких волнах. Он чувствовал себя маленькой, но важной частью этого прекрасного мира, где каждая звезда, каждая волна имели свое место. С раннего детства море для Алексея было словно живое существо – строгий учитель и вдохновляющий собеседник. Каждая буря и шторм напоминали о хрупкости человеческой жизни, а каждый новый день дарил надежду.

Присев на раскладной стул он развернул на коленях карту.

– Месье, Григорьев, – раздался голос штурмана, поднявшегося уточнить координаты.

Гийом – крепкий мужчина с густой бородой и взглядом, в котором сочетались опыт и добродушие.

– Месье, Гийом, – в ответ поприветствовал Алексей штурмана, – Тучи рассеялись.

– Да, штурманская ночь, то, что нужно после вчерашнего шторма, – согласился Гийом.

Подняв октант к глазам, штурман ловко отрегулировал зеркала, чтобы отразить полярную звезду и совместить ее с линией горизонта. Затем удовлетворенно кивнув, он записал угол на шкале, вычисляя текущую широту корабля.

– Не пользуетесь эфемеридами? – удивился Алексей.

– Для расчетов широты – нет. Это проще простого. А вот долгота – старая вертихвостка. Без нее мы как слепые в борделе, – все на ощупь и все мимо, – штурман рассмеялся своей пошлой шутке, – Пока я могу сказать только, что мы где-то между Британией и чертом.

Гийом указал на карту, где линия курса обрывалась

– Видите,