– Мерси месье, – повторял он снова и снова, кланяясь, то русскому энсину, то мастеру артиллерии.

Алексей посочувствовал этому босоногому парню. Сидеть между бочек с порохом, ящиков со сшитыми, готовыми к стрельбе картузами, запальными трубками и гранатами, зная, что за дверью бушует пожар и достаточно одной искры, чтобы взлететь на воздух – серьезное испытание для любого.

Когда Алексей вернулся к пушкам, абордажный бой уже закончился. Он тяжело опустился на палубный настил и закашлял, руки его дрожали. Вокруг суетилась команда: банили орудия, устраняли повреждения, отчитывались перед офицерами. Первый лейтенант, проходя мимо, на секунду задержал взгляд на Алексее.

– Знаю о пожаре. Хорошая работа, месье Григорьев. Благодарение Господу и святому Флорентию, что команда не ходила на абордаж и нашлось кому гасить огонь. А вот за картечь с ядром отчитаетесь перед капитаном – отметил он и направился дальше.

Алексей ничего не ответил, лишь кивнул в ответ. Слишком много событий произошло за последние полчаса. Вскоре его позвали на шканцы. Там царило ликование. Капитан второго английского фрегата, видя ошеломительное поражение напарника и то, что к нему на всех парусах идут два французских военных корабля, – а «Ле Тритон» он принял за военный, – счел, что лучше ретироваться. Теперь англичанин улепетывал на всех парусах, а «Ле Вонжер» вместе с «Ле Тритон» взяли курс на соединение с прорвавшими блокаду транспортами. А вот у линейной французской эскадры дело пошло не так гладко. После боя с превосходящими силами британцев один из французских линейных кораблей горел, второй спустил флаг, и только двум потрепанным кораблям удалось прорваться. Отстреливаясь от преследовавшего противника книппелями из кормовых орудий, они тоже медленно нагоняли сбавивший ход конвой. В итоге количество французских кораблей сопровождения значительно поредело, а конвою еще предстоял неблизкий путь до Новой Франции.

«Ле Вонжер» вышел из схватки с минимальными потерями: полторы дюжины человек убитыми, причем большинство из батальона де Леви; чуть больше полусотни раненых разной степени тяжести, которых капитан, предвидя тяжести плавания, отправил на призовом фрегате в Брест; плюс легкие повреждения корабля. Для боя с тяжелым фрегатом неплохой результат, чем капитан мог гордиться. Но времени праздновать победу не было, и работы по восстановлению уже шли полным ходом. Меняли порванный такелаж, штопали паруса, плотники чинили повреждения обшивки. Но все-таки «Ле Вонжер» все еще выглядел потрепанным. Даже заколоченное досками разбитое окно в капитанской каюте напоминало о том, что фрегат недавно побывал в бою.

Капитан де Шуазель сидел за столом. Он был одет по домашнему: без парика, камзола и сюртука, лишь в бриджах и белой хлопковой рубашке навыпуск. Перед ним, освещенные тусклым светом масляного фонаря, лежали ворох бумаг с отчетами, карта и судовой журнал. Выглядел он уставшим, и даже расслабленная поза и бокал вина в руке не искажали этого впечатления.

– Месье Григорьев, – строго начал разговор капитан, – Почему вы без разрешения покинули свой пост на орудийной палубе?

Алексей не был готов к этому вопросу, он думал, что капитан спросит о заряженной поверх ядра картечи.

– Считал, что приоритетная задача – устранить пожар в крюйт камере, – осторожно ответил русский энсин.

Капитан сделал глоток вина, а затем тихим, но твердым голосом преподавателя кадетского корпуса делающего выволочку нерадивому гардемарину, произнес:

– В бою каждый офицер и матрос должен выполнять свою работу. Забота о состоянии крюйт камер – это задача мастера артиллериста, пробоинами занимается плотник и так далее. Свобода действий есть лишь в рамках зоны личной ответственности, а решения за их пределами – это прерогатива вышестоящих офицеров. Вы оставили орудийную палубу без командования, а достаточно было бы просто отправить вниз нескольких подчиненных. Думаете опытные канониры хуже вас умеют тушить пожары?

Алексей опустил глаза в пол. Тогда он действовал интуитивно, спасая корабль и самого себя, и не думал, что его упрекнут этим решением, поэтому не знал, как оправдать свой поступок. Юношу спас стук и появившееся в дверном проеме лицо стюарда. Не позволив слуге сказать ни слова, де Шуазель жестом отправил его восвояси, и продолжил:

– Теперь о вашем командовании на орудийной палубе. Ожидалось, что когда мы поравняемся с противником, канониры по моей команде дадут стройный залп, однако вы, не дожидаясь приказа, распорядились стрелять по готовности. Почему?

– Хотел предотвратить кинжальный залп британцев. Они могли нас опередить. Мы уничтожали пушки и их расчеты еще до того, как английские канониры успевали навестись, – пояснил Алексей.

Капитан промолчал, никак не прокомментировав довод. Вместо этого он заговорил о теме, которой юный энсин опасался больше всего.

– Ваш приказ канонирам зарядить картечь не разрядив пушки нарушил правила безопасности и подверг риску не только орудийные расчеты, но и весь корабль. Избыточное давление или картечина заклинившая ядро могли привести к разрыву пушки, а это в свою очередь парализовало бы всю нашу орудийную палубу. Вы это понимали?

Алексей подтвердил. Он знал об опасности, однако решил, что риск допустим и не превышает риска получить залп в упор из десяти британских восемнадцати фунтовых пушек. Капитан де Шуазель, встал из-за стола, подошел к окну и застыл, вглядываясь в темноту за кормой. Мутное стекло отражало гамму эмоций промелькнувших на его осунувшемся лице: от злости до усмешки. Алексей догадывался, что заслуживает строгого наказания, вплоть до позорной высылки назад в Россию. Одновременно с этим его сердце жгла обида. Он стольким пожертвовал, чтобы попасть сюда, на французский боевой корабль. И надо же было так опростоволоситься в первом настоящем бою.

Постояв пару минут, капитан развернулся к энсину. Теперь в его глазах читалась решимость.

– Вы посредственный подчиненный, месье Григорьев, и плохой исполнитель… – вынес приговор де Шуазель, делая многозначительную паузу.

Слова капитана словно клинком ударили юношу. Каюта перед Алексеем поплыла, потому, что он не смог сдержать выступивших на глазах, недостойных мужчины слез. Это конец. Все мечты и надежды пошли прахом. Годы тягот и лишений в Морском кадетском корпусе. Усердная учеба. Дорога через объятую третьей силезской войной Европу. Все оказалось впустую.

– …но из вас выйдет отличный капитан корабля, – неожиданно для энсина закончил фразу де Шуазель, – У вас большое будущее, мон ами.

Алексей встрепенулся, его расширившиеся зрачки с недоумением смотрели на француза. Тот, видя реакцию юного энсина, устало улыбнулся и пояснил:

– Капитан должен уметь рисковать. Из усердных исполнителей, действующих исключительно по правилам и сообразно приказу, получаются плохие, безынициативные командиры. Я рискнул, приказав гренадерам метать гранаты с палубы «Ле Вонжера». Вы же понимаете, что гранаты, да еще в таком количестве представляют угрозу не только для противника, но