– Мне очень жаль, Дэвид, – сказала я. – Я просто хотела быть красивой на приеме. Ради тебя.

Пузырь напряжения в комнате лопнул – по-видимому, гнев отпустил Дэвида, и он понял, что должен объяснить мне все на словах.

– Нельзя так делать, Тедди, – сказал он, его голос немного смягчился. – Ты не должна тратить мои деньги вот так, не спросив меня.

Это были и мои деньги тоже, подумала я, они достались нам от моего дяди, но понимала, что это не имеет значения. В конце концов, мамины деньги, как и ее фамилия, принадлежали ей, но как только они с папой поженились, она больше не могла тратить большие суммы без его согласия. И даже самостоятельно выписывать чеки, пока в шестьдесят восьмом году наконец не изменили закон. Наверное, я слишком долго жила одна. Привыкла самостоятельно, хоть и с грехом пополам, оплачивать счета из своего содержания.

В любом случае мне не хотелось ссориться. Я хотела показать Дэвиду. Хотела, чтобы он увидел то, что увидел тогда на Капри, – что мы действительно можем быть счастливы вместе. В тот момент я ненавидела свое платье. Я бы все отдала, чтобы вернуть его. Чтобы вообще его не покупать.

– Знаю. Прости меня.

– Вечером, когда вернемся домой, поговорим о твоем содержании. Я буду давать тебе деньги в начале каждого месяца, и если тебе захочется потратить бо́льшую сумму, то нужно будет обсудить это со мной. – Дэвид вздохнул и добавил: – Такого не должно повториться. Нельзя вот так… Иногда ты ведешь себя как ребенок, хватаешь все, что блестит. Или как сорока.

Наверное, он был прав. У меня всегда хорошо получалось собирать блестящие штучки, тащить в гнездо обертки от жвачки и кусочки фольги. Но, если бы мы были птицами, он был бы вороном или, может, попугаем. Какой-нибудь умной птицей, способной подражать человеческой речи.

Дэвид подошел к барному шкафчику, выпил порцию бурбона, потом вышел на улицу, завел машину и в тишине повез нас вдоль реки, через мост Умберто, мимо парка Боргезе на виллу Таверна – в логово Волка.

4. Вилла Таверна

Пятница и суббота, с 6 на 7 июня 1969 года

Резиденция посла представляла собой дворец с отделкой стукко, расположенный на трех гектарах ухоженных лужаек, разбитых вокруг пышных садов и фонтанов, – и, как я слышала, с огромным бассейном, выложенным синей плиткой. По словам Дэвида, это было одно из почетнейших мест Рима, куда были приглашены сливки римского общества, поэтому мне не следовало ни к кому подходить, не будучи представленной, слишком громко разговаривать и вообще произносить хоть слово, пока ко мне не обратятся.

Он говорил это так, словно я понятия не имела о том, как следует вести себя на официальных приемах. Как будто это он, а не я, десять лет обучался этикету и безупречно исполнял глубокий техасский реверанс на балах дебютанток – с открытия сезона пятьдесят третьего года в клубе «Айдлуайлд» и до его завершения на балу в «Терпсихора-клубе». Ничто не давало ему повода сомневаться в моем умении держать себя в культурном обществе; конечно, некоторые основания были, но о них он не знал.

И, шагая по подъездной дорожке к дому посла в туфлях цвета кошачьей мочи и платье не своего размера, которое я вообще не должна была покупать, но не смогла удержаться, потому что веду себя как ребенок, как глупая импульсивная маленькая девочка, я почти поверила, что так оно и есть. Кто я такая, чтобы позволить себе думать, что заслуживаю находиться там, среди богатых и знаменитых?

В Риме можно было встретить занятнейших людей со всего мира. Актеров, актрис, известных режиссеров, писателей, художников и английских аристократов. Время от времени в Рим приезжала принцесса Маргарет. А также наследницы более либеральных семей, чем моя, которых отпускали в Марракеш и Монако. Различные сыновья и дочери мелких и крупных аристократов со всей Европы, профессиональные гонщики, гемблеры и солисты рок-групп со своими женами – светскими львицами. Сестрица была бы в восторге – она постоянно рассказывала нам о людях, которых встречала в путешествиях: о молодом далай-ламе во дворце Потала в Лхасе и таком-сяком де Ротшильде, который жил в одном известном отеле на мысе Антиб.

Она бы с легкостью стала звездой вечеринки, а вот я чувствовала себя не в своей тарелке. Что я скажу Катрин Денёв или Глории Гиннесс? Я никогда не выезжала за пределы Далласа дальше, чем в Вашингтон, где иногда составляла компанию дяде Хэлу; работала только там, где было предложено, и лишь для того, чтобы чем-нибудь себя занять.

Я прислушалась к шелесту пайеток, перешагивая через порог виллы Таверна, и вспомнила восторг, с которым маленькая девочка в ателье Valentino смотрела на мое платье. Che brillante! Как блестит! И этого было достаточно для того, чтобы я купила его, платье, которое стоило больше, чем большинство людей зарабатывают за несколько месяцев, платье, которое даже не сидело как следует. Я была маленькой девочкой, играющей в принцессу. Неудивительно, что Дэвид относился ко мне как к ребенку; именно так я себя и вела.

Как только мы открыли дверь, что-то вспыхнуло, и я прикрыла глаза рукой.

– Не бойся, медвежонок, – рассмеялся Дэвид. – Это фотокамеры.

Он отпустил какую-то шутку, обращаясь к стоявшему у входа человеку, которого я не могла разглядеть – в глазах еще плясали пятна. По-прежнему посмеиваясь, Дэвид объяснил ему, что я немного пуглива.

– Видел бы ты ее, когда пускают салюты, – сказал Дэвид, – сразу ложится на землю!

Я решила, что нет ничего такого в том, чтобы побыть мишенью для насмешек. Главное, что Дэвид смеялся, а не злился.

Заметив, как быстро Дэвид перешел на непринужденное, но почтительное общение, я подумала, что он говорил с самим послом, но, когда в глазах наконец прояснилось, увидела, что шутки Дэвида были направлены на мужчину немногим старше него, с первой проседью, который стоял в передней рядом с резным шкафом из ореха. Волка я бы узнала; этот же мужчина на кинозвезду похож не был.

– Артур, – произнес Дэвид и взял меня за талию, чтобы подтолкнуть вперед, – это моя жена.

А потом обратился ко мне:

– Тедди, это Артур Хильдебранд.

Мужчина пожал мне руку и неопределенно улыбнулся, а я спросила:

– Чем вы занимаетесь?

Дэвид уже должен был сам рассказать мне об этом. Представляя кому-то человека, полагается пояснять, откуда вы знакомы и кто он такой, но Дэвид всегда упускал подобные нюансы.

– О, я архитектор, – ответил мужчина, и на его лице появилось выражение, которое я не смогла считать; возможно, он был удивлен тому, как мало жене Дэвида было известно о его коллегах. – Я из отдела по контролю за недвижимостью диппредставительств.

– Разумеется, – ответила я и улыбнулась, хотя понятия не имела, о чем он говорит.

Я ожидала, что в ближайшее время Дэвид представит меня своему начальнику, Волку, но он, положив твердую руку мне за талию, провел меня через переднюю в большой зал, по дороге объяснив, что забыл предупредить меня о вспышках – посол и его жена, тоже актриса в прошлом, всегда нанимали профессиональных фотографов на подобные мероприятия.

– Запечатлеть всех красивых и талантливых людей, с которыми они на короткой ноге, – сказал он с некоторым презрением, а потом более уважительным тоном добавил: – И чтобы не надоедали папарацци. Когда в светской хронике и так достаточно фотографий с вечеринок, нет нужды покупать их у подглядывающих из-за забора фотографов.

Интерьер виллы Таверна, насколько я успела его рассмотреть, пока