— И Элси с детьми негде будет жить, когда Кенелм уедет в Испанию.

— А! — сказал он. — Я-то думал, они переедут сюда и будут жить с нами.

— Правда?

— Места у нас хватит.

— И ты не будешь против?

— Я буду только рад! Я их всех люблю.

— О, Дэвид, спасибо, — сказала она и разрыдалась.

*

Эймос Барроуфилд не переставал приводить Хорнбима в ярость. Эймос расстроил план Хорнбима по захвату дела старого Обадайи Барроуфилда, а позже ухитрился сместить Уилла Риддика с его должности ответственного за закупки для ополчения. Теперь Эймос пытался стать членом парламента. Хорнбим так долго ждал, чтобы занять место Нортвуда, что уже считал это своим правом. Он не ожидал, что за это место придется бороться.

Он надеялся разрушить репутацию Эймоса историей о том, что тот был отцом Хэла Нортвуда, но хитрый Спейд подорвал эту тактику. Теперь Хорнбиму придется выкатить свою тяжелую артиллерию.

Он отправился к Уолли Уотсону, производителю пряжи. Уолли не занимался ткачеством, а лишь прял и красил продукт стабильного качества на мануфактуре, которая была крупнейшей прядильной фабрикой в городе. Он должен бы быть тори и голосовать за Хорнбима, но он был методистом, что могло склонить его на сторону вигов и Барроуфилда.

Люди вроде Уолли составляли значительную часть электората. Но Хорнбим полагал, что знает, как с ними обращаться.

Когда он вышел за дверь, к нему присоединился внук, направлявшийся в гимназию на площади, и они вместе пошли по Мейн-стрит. Юный Джо Хорнбим теперь был выше своего деда. Ему было пятнадцать, но выглядел он взросло. У него даже были вполне приличные усы. Его глаза все еще были голубыми, но уже не невинными. Теперь они были пронзительными и испытывающими. Он был серьезен, необычно для своего возраста. Он усердно учился и планировал поступать в Эдинбургский университет, чтобы изучать естественные науки и инженерное дело.

Хорнбим годами беспокоился о том, кто возглавит предприятие после него. У Деборы были способности, но женщине трудно руководить мужчинами. Его сын Говард на эту роль не годился. А вот Джо сможет. Он был единственным внуком и наследным принцем Хорнбима.

Для Хорнбима было важно, чтобы дело продолжалось. Это был труд всей его жизни. Он обеспечил себе участок на соборном кладбище, что стоило ему цены целого нового комплекта искусно вырезанных дубовых хоровых скамей, но его настоящим памятником станет крупнейшее суконное предприятие на западе Англии.

— Как твоя предвыборная кампания, дедушка? — спросил Джо. — Хорошо началась?

— Я не ожидал никакого сопротивления, — ответил Хорнбим. — Обычно бывает только одна кандидатура.

— Не понимаю, как методист может быть законодателем. Они ведь уже нарушили законы Церкви.

Единственным недостатком юного Джо была склонность к строгой морали. Он не был мягкосердечным, отнюдь нет, но порой настаивал на том, чтобы поступать так, как считал правильным, даже когда обстоятельства требовали компромисса. В школе он отказался от награды, потому что другой мальчик помог ему написать победное сочинение. Он выступал против мирных переговоров, потому что Бонапарт был тираном. Он восхищался армией, потому что офицеры отдавали приказы, а солдаты должны были подчиняться. Хорнбим был уверен, что эти взгляды смягчатся с возрастом.

— Мы должны иметь дело с людьми такими, какие они есть, а не такими, какими они должны быть, — сказал он теперь.

Джо, казалось, не хотел с этим соглашаться, но, прежде чем он успел придумать ответ, они дошли до площади и расстались.

Хорнбим перешел мост, миновал свои фабрики и направился к прядильной фабрике Уотсона. Как и большинство владельцев, Уотсон проводил много времени на производстве, наблюдая за станками и рабочими, и именно там Хорнбим его и нашел. У Уотсона была отдельная контора, отгороженная от шума, и теперь он провел Хорнбима туда.

Уолли был молод. Хорнбим заметил, что если люди и становились диссентерами, то обычно в молодости.

— Надеюсь, та красная пряжа из шелка и мериносовой шерсти, что я для вас произвёл, хорошо себя показала, мистер Хорнбим?

Мериносовая шерсть была мягкой, а шелк делал ее прочнее и придавал легкий блеск. Она была популярным материалом при пошиве женских платьев.

— Прекрасно, спасибо, — сказал Хорнбим. — Вероятно, скоро закажу еще.

— Великолепно. Мы готовы вам ее поставить.

Уолли нервничал, потому что не знал, что его ждет.

— Мы с вами много лет вели дела, — сказал он, — и я верю, что это всегда было к обоюдной выгоде.

— Именно. За последние двенадцать месяцев я потратил у вас две тысячи триста семьдесят четыре фунта.

Уолли был поражен точностью суммы, но сказал:

— И я очень рад этому заказу, мистер Хорнбим.

Хорнбим резко перешел к делу.

— Надеюсь, я могу рассчитывать на ваш голос на предстоящих выборах.

— Хм, — сказал Уолли, выглядя смущенным и немного напуганным. — Как вам известно, Барроуфилд мой единоверец-методист, так что я в трудном положении.

— Неужели? — спросил Хорнбим. — Вот как?

— Хотел бы я проголосовать за вас обоих! — Уолли глупо рассмеялся.

— Но раз уж вы не можете…

Наступила тишина.

— Разумеется, не мне указывать вам, как голосовать, — сказал Хорнбим.

— Очень мило с вашей стороны так говорить.

Уолли, казалось, пребывал в иллюзии, что Хорнбим отступает.

Его пришлось избавить от иллюзий.

— Вы должны решить, что для вас важнее. Ваша дружба с Барроуфилдом или мои две тысяч триста семьдесят четыре фунта.

— Ох…

— Что для вас важнее? Вот какой выбор перед вами стоит.

Лицо Уолли исказилось от муки.

— Если вы так ставите вопрос…

— Именно так я и ставлю вопрос.

— Тогда будьте уверены, что я проголосую за вас.

— Благодарю. — Хорнбим встал. — Я был уверен, что в конце концов мы найдем общий язык. Доброго вам дня.

— И вам доброго дня, мистер Хорнбим.

*

День святого Адольфа был холодным, но солнечным. Площадь была забита до отказа, а предвыборные дебаты стали дополнительным развлечением. Сэл пошла с Джарджем, как всегда, но была встревожена. Он работал на Верхней фабрике Хорнбима, которая была закрыта три дня в неделю, потому что Хорнбим больше не поставлял товар ополчению. Его доход сократился вдвое, и свои выходные он проводил в тавернах. Сочетание безделья и пьянства сделало его вспыльчивым. Его собутыльниками были другие бедствующие ткачи, и они подпитывали недовольство друг друга.

На ярмарке всегда случались мелкие неприятности: карманные кражи, пьянство и ссоры, которые иногда заканчивались драками, но сегодня Сэл ощущала в воздухе большую угрозу. Движение по уничтожению станков разрослось в начале года, начавшись на севере и распространившись по всей стране, и было организовано с такой степенью военной дисциплины, что приводило в ужас правящую элиту. Джардж этому аплодировал.

И еще кое-что ее встревожило. Хотя убийство премьер-министра Персеваля не имело ничего общего с суконной промышленностью, убийца был одержим личной обидой, новость об убийстве была встречена ликованием в некоторых городах. Классовая ненависть в Англии достигла нового пика.

Сэл боялась, что сегодня, когда кандидаты в парламент будут произносить свои речи, начнется бунт. Если это случится, ее главной заботой будет уберечь Джарджа от неприятностей.

Пока они прогуливались среди ларьков, к ним подошел друг Джарджа, Джек Кэмп.

— Пропустим по кружечке, Джардж? — спросил он.

— Может, попозже, — ответил Джардж.

— Я буду в «Колоколе». — Джек ушел.

— У меня нет денег, — сказал Джардж Сэл.

Ей стало его жаль, и она дала ему шиллинг.

— Развлекись, дорогой, только пообещай, что не напьешься, — сказала она.

— Обещаю. — Он ушел.

Сэл увидела, что вербовочный сержант из 107-го пехотного полка устроил свой ларек. Он разговаривал с группой местных парней, показывая им мушкет, и Сэл остановилась послушать.

— Это новейший пехотный мушкет с кремневым замком модели «Лэнд Паттерн», поступающий на вооружение полков, — сказал он. — Длина три фута и три дюйма, без штыка. Известен как «Смуглая Бесс».