– Да, сэр, – произнес Люк и обернулся ко мне: – Идем.

Я бросил прощальный взгляд на Нормана, заметил, что ему страшнее, чем мне, и ушел за Люком.

Глава 4

Я шагал за сильно хромавшим Люком по лесопилке. Он указал мне бочку с водой, и под его наблюдением я умылся и напился.

– Тебе не противно, что тебя продают? – спросил Люк.

– Так же противно, как то, что меня покупают, – ответил я.

Люк рассмеялся.

– Он тебя бил?

Я покачал головой.

– Ну так этот будет. Он обожает таску.

– Жаль это слышать.

Я уставился на искалеченную правую руку Люка.

Он поднял ее и продемонстрировал мне кисть, где уцелели только мизинец да большой палец.

– Знаешь, тупые орудия гораздо опаснее острых.

Я молча восхитился этой метафорой, а Люк продолжал:

– Этот болван не дает нам наточить их как следует.

– Ясно.

– И все равно он хороший хозяин, – добавил Люк.

– Ты же сам только что сказал, он любит порки, – заметил я.

– Он хозяин. И обязан держать нас в узде, верно?

Я вгляделся в лицо этого человека. Немногим старше меня, но совершенно другой. Когда он повернулся попить воды, я заметил шрамы, бороздящие его спину. Быть может, его здесь совсем забили? Я силился отыскать в себе сострадание.

– А другие думают так же? – уточнил я. – О Хендерсоне? Они тоже считают, что он хороший хозяин?

– Они думают так, как думают они. А я думаю так, как думаю я.

То есть нет.

– Он справедливый, – продолжал Люк. – Чего еще ждать от жизни? Он бьет нас всех одинаково, ни больше ни меньше.

– Идем-ка лучше уже к пиле.

Мы вышли на двор; ни Нормана, ни Хендерсона я не увидел. Мне оставалось только надеяться, что Норман вскоре вернется в условленное место встречи. Меня отвели к длинной яме, над которой лежало толстое бревно. Продольную пилу тянут за ручки двое: один сверху, с краю бревна, другой из ямы. Я рассматривал двор, где что расположено, и проселок, ведущий от лесопилки. Когда придет время, я должен буду найти дорогу отсюда быстро и в темноте.

Работать мне предстояло с Сэмми, у него обе руки были целые. Он был мельче Люка и существенно мельче меня.

– Ты будешь снизу, – крикнул он мне.

Я спустился в яму, поглядел оттуда на Сэмми. Из ямы казалось, что он совсем далеко. Над ним было серое небо. Сэмми встал на большое бревно, которое нам предстояло распилить, я удивился было, почему он так стремился остаться сверху, как вдруг мои ноги увязли в грязи. Вытаскивать их пришлось, помогая себе руками.

Я ухватился за большую деревянную рукоятку длинной пилы. Инструмент совсем запустили, это было видно даже неспециалисту. Полотно не только затупилось, но заржавело и покоробилось. Мы принялись за дело. Работы трудней и мучительней мне выполнять еще не приходилось. Я стоял по щиколотку в грязи и, кажется, в испражнениях человеческих и звериных. Воняло ужасно. Сэмми был слишком слабый, даже с двумя руками, чтобы с силой тянуть пилу вверх, и слишком мелкий, чтобы налегать на нее всем весом, направляя вниз. Тупое полотно часто застревало, пилило нормально считаные секунды. И всякий раз, как его зажимало, я вздрагивал от испуга, что тонкий металл сломается и оторвет мне палец, кисть, а то и всю руку.

Стемнело, а мы не распилили еще и половины бревен. Я поднял глаза и увидел у края ямы Хендерсона. Он посмотрел на меня и покачал головой.

– Если будешь бояться пилы, ни черта у тебя не получится, – сказал он. – Вылезай, пороть тебя буду.

Я посмотрел на Люка, стоявшего за его спиной.

– Вылезай, – повторил Хендерсон.

Мне пришлось руками вытаскивать ноги из грязи. Я ухватился за веревку с узлами и выбрался из ямы.

– Пороть? – произнес я.

Хендерсон вновь покачал головой.

– Ох и хамло я купил, – сказал он.

Я соображаю быстро, с миром моим отлично знаком, а потому ничего ему не сказал. Я ничего не сказал, направляясь за Хендерсоном в большой сарай. Я ничего не сказал, когда Люк с легкой ухмылкой на противном теперь лице привязал пеньковой веревкой руки мои к столбу. Я ничего не сказал, когда на мне рванули рубаху – кто именно, я не видел. Я ничего не сказал, когда плеть ожгла меня, уязвила, рассекла. Перед тем, как лишиться чувств, я с удивлением осознал, что кровь, льющаяся по моей спине, не охлаждает горящие раны.

Очнувшись, я увидел лицо маленького Сэмми. Я не знал, сумею ли сесть, что уж говорить о побеге.

– Я жив? – уточнил я.

– Мне жаль тебе об этом сообщать, но да, – ответил Сэмми.

Сесть мне все-таки удалось. Было еще темно, но светила луна.

– Любит таску, – повторил я слова Люка.

Сэмми кивнул.

– Первые дня два он будет бить тебя регулярно. На третий день он оставит тебя в покое, и ты будешь ему благодарен.

Я с трудом поднялся на ноги. Больно было ужасно, а страшно и того больше.

– Долго я был без сознания? – Я хотел узнать, далеко ли до рассвета.

– Какое-то время, – ответил Сэмми.

– Где мы? – спросил я. – Где яма? – Я пытался сориентироваться.

– Пройдешь через сарай – и вот она, – ответил Сэмми. – А ты куда?

Мне было неловко, что я не доверяю этому чернокожему. Может, дело вовсе не в том, что я не доверял Сэмми, но я не мог быть уверенным, что он не доложит Люку, а Люку я точно не доверял.

– Хочу вымазать спину грязью, чтобы раны зажили, – солгал я, но Сэмми такой ответ, похоже, устроил. – Я спущусь в яму за грязью. Только Люку не говори, хорошо?

– Мне не нравится Люк, – ответил Сэмми.

Я посмотрел на этого коротышку.

– Сколько тебе? – спросил я.

– Не знаю. Говорят, пятнадцать. А я не знаю.

– Хендерсон тебя бьет так же, как избил меня?

Сэмми кивнул. Задрал рубашку и показал мне рубцы. И я увидел грудки.

– Так ты женщина, – сказал я.

– А я и не говорила, что я мужчина.

– Ты девушка. – Я смотрел на нее и видел лицо моей дочери, представлял, что ей вот так исполосуют спину. – Опусти рубаху.

Она послушалась.

– Пятнадцать, – сказал я. – И ты храбрая?

– Нет.

Ее ответ меня огорчил. Я подумывал взять Сэмми с собой. Я, конечно же, понимал, что поступаю необдуманно, но бросить ее там не мог.

– Хендерсон знает, что ты девушка?

Она не ответила, но я догадался. Разумеется, знает.

– Послушай, я сегодня сбегу отсюда. Хочешь