– Чего ты? – спросил Норман.

– Ничего. Продолжаем спектакль.

Он кивнул.

– Норман, пусть это будет у тебя. – Я вытащил из-за пояса штанов блокнот в кожаном переплете и протянул ему. – Не надо, чтобы меня с ним увидели.

Расставаться с блокнотом мне было жаль. Страницы с песнями Эммета я так и не вырвал – почему-то они были необходимы для моего рассказа. Но в этом блокноте я восстановлю историю, которую начал, которую начинаю снова и снова, пока она не станет историей.

– Ты прав, – сказал он.

Но карандаш я все же оставил себе. У меня появилась привычка то и дело щупать его сквозь ткань кармана – для успокоения.

Глава 2

Я старательно изображал раба, шаркал босыми ногами по пыльной дороге, а тесные ботинки, связав за шнурки, повесил себе на плечо, будто понятия не имел, как с ними быть. Вид у Нормана был замызганный: что правда, то правда. На спине моей были всего-навсего два рубца от кнута, а это значило, что со мной обращались не слишком грубо, однако же и потачки мне не давали. Я отлично помнил, как заработал эти два шрама. Их оставил на мне судья Тэтчер. Мне было тринадцать, и я допустил оплошность: заговорил с белой девушкой, поздоровавшейся со мною. Я сказал ей всего одно слово: “Здравствуйте”. Судья Тэтчер слыл хозяином добрым, но боль от кнута объяснила мне, что это значит. Первый удар вызвал во мне удивление – не потому, что я не ожидал его, а потому, что почувствовал, что огрели меня не без удовольствия. И наслаждение, ощущавшееся во втором ударе, уже меня не удивило: его, к сожалению, можно было предвидеть.

– Здравствуйте! – крикнул встречный прохожий, приземистый, круглый и с окладистой бородою.

– Поздоровайся с ним, – шепотом подсказал я Норману.

– Добрый день, – произнес тот.

– Я здешний констебль. Фрэнк Макхарт.

Он протянул Норману руку.

Выдавать себя за белого Норману было не привыкать, и я чувствовал, как он входит в роль, хотя, разумеется, встреча со служителями закона всегда действует на нервы.

– Норман Браун. Рад знакомству, шериф.

– Мы здесь, в Блуберд-Хоул, говорим “констебль”. Звучит не так сурово. Нам нравится считать себя деревенькой.

Норман обвел взглядом улицу, лавку-другую, аккуратные дворики и рабов.

– Куда ведет эта дорога? – спросил он.

– Да много куда. В Уайетт, Уолф-айленд и, если угодно, до самого Мемфиса. Правда, от нас всюду путь долгий.

– Воображаю, – сказал Норман. – А с моим негром и того дольше: из-за него мы едва плетемся.

Я стоял, уставившись на свои ноги, но почувствовал, что Макхарт на меня смотрит.

– С виду он крепкий, – заметил констебль.

Норман взглянул на меня; я коснулся ботинок, висящих на моем плече.

– Крепкий-то крепкий, – ответил Норман, – да вот никак не заставлю его обуться.

– Болван, – заметил Макхарт. – Они все болваны. Простаки. Это более точное слово. Простаки. Наша деревенька тоже проста, да на другой лад.

Норман кивнул.

– Люблю, знаете, поразмышлять о словах. Я вдобавок школьный учитель.

– Понятно.

– И почтальон.

– Вы занятой человек.

– И впрямь занятой. Не чересчур, но все-таки занятой. Достаточно занятой. Еще я торгую куриными яйцами. У меня тридцать семь несушек.

– Наверняка вам нужен помощник – собирать яйца, кормить кур. Учитывая, сколько у вас забот.

– Да, за курами глаз да глаз.

– Куры, они такие – только и следи, чтобы лиса не уволокла, или ястреб, или еще кто.

У Нормана был талант.

– Что у вас на уме? – спросил Макхарт.

У меня на уме было одно: дурень, не продавай меня полицейскому.

– У вас столько работ, да еще куры, а у меня есть раб, крепкий, как вы сказали, но мне от него нет проку, только одни проволочки, вот я и подумал: быть может, вы купите его у меня по хорошей цене, и он будет ходить за вашими курами.

Макхарт смерил меня взглядом.

– У меня никогда не было рабов. Трудно их содержать и смотреть за ними? Во что станет прокормить одного раба?

– Вода, еда. Как собаке. Разве что эти вроде как говорящие.

– Как его звать?

– Его зовут Джим.

У меня екнуло сердце. Что если констебль видел плакат с беглым рабом Джимом? Наверняка на стене у него в кабинете висит мое изображение.

– И содержать его куда проще, чем собаку, – добавил Норман. – Рабы не оставляют кучки повсюду, в которые так легко наступить, и не ссут по углам. Не гоняются за скунсами и дикобразами. А этот, черт его побери, еще и умеет петь.

– Ну не знаю. У меня столько дел, что некогда мне возиться с рабами, – сказал Макхарт.

– Вот поэтому вам и нужен раб. – Норман окончательно вошел в роль. У меня снова мелькнула мысль, что он, может быть, белый, но передо мной притворяется черным. – Он не храпит. Ест что дают. Делает, что говорят, разве только обуться его не заставишь. Если честно, эти ботинки на его ногу чуть маловаты. У негров ножищи-то будь здоров, это все знают.

Макхарт рассмеялся.

– Рабовладелец, – сказал он себе. – И сколько?

– Тысяча долларов.

Макхарт присвистнул.

– Мне придется продать уйму яиц, чтобы скопить эту сумму.

– Пятьсот, – сказал Норман.

Макхарт покачал головой.

– Лучше поговорите с кем-то из здешних фермеров. Или, может, со старым Хендерсоном. Он всегда держит рабов. У него маленькая лесопилка на другом конце города.

– Хендерсон, – повторил Норман. – Что ж, спасибо, шериф.

– Констебль.

– Ах да. Констебль.

Мы с Макхартом разошлись в разные стороны.

– А у тебя ловко выходит, – сказал я.

– Что именно?

– Быть белым.

– Я долго практиковался. Это и сложней, и проще, чем кажется с виду. – Он заметил, что я молчу, и взглянул на меня. – Что-то не так? Тебя что-то тревожит? Я думал, тебе будет приятно, что я одолел волнение.

– Чуть-чуть волноваться не повредит.

Глава 3

У одного из нас жалобно заурчало в желудке. А может, и у обоих. Я отправился следом за Норманом в магазинчик через дорогу. На крыльце стоял стол со скатертью, на нем лежали картофелины и булочки. Старуха – до нее было рукой подать – по-прежнему взбивала масло. Я кивнул ей в знак приветствия. Она и бровью не повела, опустила глаза и вернулась к своему занятию. Из магазина вышла белая женщина на добрую голову выше Нормана.

– Картошка пенни за штуку. Булочки пенни за штуку, – сказала ему великанша. – Глазеть можно бесплатно, хоть мне это и не по нраву.

Норман выудил из кармана пенни.

– Берите картофелину или булочку, – сказала женщина. – Картофелину или