Яо Линь помнил, как его мама умело и элегантно заваривала чай быстрыми, легкими движениями, и ему всегда хотелось научиться делать так же, как она. Несмотря на то что он не любил вспоминать о борделе и их жизни там, сама церемония со всеми ритуалами и правилами напоминала медитацию и приносила успокоение.

– А где ты научилась этому? – восхищенно спросила Ци Хоу, разглядывая жидкость янтарного цвета в чашке. И ее чувство восторга было самым что ни на есть искренним.

К удивлению и остальных девушек, и хозяйки, которую будто благословили небеса такой красавицей, Яо Линь умел все, что требовалось: заваривать чай, играть на цине, поджигать благовония, с которыми он обращался легко и правильно. Все, что душе угодно. Кто бы мог подумать, что эти «женские» навыки могут ему пригодиться, а главное – где и когда…

– Ну, я же была наложницей… Вот меня и научили всему.

– Ах, точно! – кивнула сестрица Ци. – А знаешь что? Дурак твой бывший хозяин, такое сокровище продавать! Да стоит тебе пару вечеров тут поработать, как от самых городских ворот выстроится очередь из желающих тебя выкупить!

Яо Линь еле удержался от того, чтобы не поморщиться от презрения. Девушка была не виновата в том, что думала о происходящем только с позиции проститутки, но и слова ее били прямо по больному месту.

Его детство… сложно назвать счастливым, потому что оно было полно боли и лишений, но именно тогда, еще совсем ребенком, он проводил время с самым близким и дорогим человеком и поэтому дорожил этими воспоминаниями, какими бы мрачными они ни казались.

Здесь, в публичном доме, многое напомнило ему о прошлом: откровенные летящие наряды, сладкие двусмысленные речи, алкоголь, трубки для курения, кровати с застиранными шелковыми простынями и, конечно, дурманящий аромат благовоний, из-за которого он теперь вовсе не выносил их запаха. Девушки и женщины разных возрастов, которые смотрели друг на друга с завистью, презрением, подчас ненавистью, медленно чахли здесь, подхватывали неизлечимые болезни, становились жертвами разрушительной мужской страсти или умирали из-за попытки избавиться от случайно зачатого ребенка.

И его мать в полной мере ощутила на себе все эти несчастья: ее не раз унижали, подставляли, портили ее одеяния и личные вещи из зависти, потому что она была лучшей, потому что ее боготворили за красоту, изящество танца и мягкость характера. И теперь этот мерзкий злой огонек горел в глазах работниц «Дома Пионов», но уже по отношению к самому Яо Линю. Судьба умеет шутить…

Ему не терпелось вырваться из этой клетки, он еле подавлял в себе желание заявить во всеуслышание, что он не должен быть здесь, и уйти прочь… Он не смог спасти свою мать, а теперь не может спасти и себя. И все это из-за Юнь Шэнли…

Почему именно его, Яо Линя, заставили играть эту роль? Еще один повод поиздеваться над ним? Повод помучить, если учесть, что глава Юнь знал, пусть и немного, о его тяжелом прошлом? Злость и раздражение раздирали изнутри, но юноше оставалось только довериться Юнь Шэнли – никто, кроме него, не вытащит Яо Линя отсюда.

– Ты владеешь искусством чайной церемонии в совершенстве, чему тебя учить?! – вновь всплеснула руками Ци Хоу, и хозяин постоялого двора вздрогнул.

Его руки затряслись, и он едва не вылил чайник с горячей водой прямо на себя. Влага, скопившаяся в уголках его глаз, ощущалась странно и неправильно. Слезы… Он плачет? Нашел где воспоминаниям предаться, дурень…

– В этом деле очень важно сохранять спокойствие и концентрацию. Тебе следует очистить разум, не думать ни о чем, кроме своих движений… – Яо Линь незаметно вытер рукавом еще не пролившиеся слезы, глубоко вдохнул, успокаиваясь, и поднял взгляд на Ци Хоу.

Девушка сидела, задумчиво подперев подбородок руками, и наблюдала за поднимающимся над чашками паром. Молодая, красивая, с приятными чертами лица и какой-то яркой, южной красотой… Ци Хоу действительно легко находила общий язык с людьми и явно нравилась многим посетителям. Яо Линь рассеянно оглядел легкий и даже слегка вызывающий наряд девушки и вдруг заметил одну интересную деталь:

– Ты куда-то выходила сегодня?

Он указал на пятно грязи на подоле ее платья. Оно было свежим и явно появилось не так давно. Однако… Девушек редко выпускали на улицу, а если и выпускали, то только под охраной, чтобы они не сбежали, – так где же Ци Хоу умудрилась испачкать платье землей? Сестрица Ци ахнула и попыталась оттереть пятно, но только сильнее размазала грязь.

– А, это… Да я гуляла в саду… Погода на самом деле не радует! Когда же наконец зацветут сливы? – Ци Хоу явно застеснялась и начала теребить и мять юбку, пытаясь скрыть ткань от посторонних глаз.

Сад, который располагался позади «Дома Пионов», был почти весь выложен дорожками из камня, поэтому сестрица Ци вряд ли смогла бы так сильно измазаться там. Это больше походило на пятно от лужи – возможно, повозка, проезжавшая мимо, обрызгала ее… Яо Линь заметил нервозность в ее голосе, но не стал задавать лишних вопросов. Он не хотел ссориться с единственным человеком, который относился к нему без предрассудков и затаенной злобы, потому что хорошее отношение со стороны Ци Хоу могло потом сыграть ему на руку. Поэтому он мягко улыбнулся и поддержал ничего не значащий разговор о цветах и скором наступлении настоящей теплой весны.

– Почему ты общаешься со мной? – спросил он вдруг, так и не сумев сдержать любопытство. Яо Линь думал, что сестрица Ци тоже что-то замышляет, но после понял, что она слишком молода для интриг. Сколько ей было? Шестнадцать? Семнадцать? – Разве ты не завидуешь мне?

– Когда я только попала сюда, меня никто не воспринимал всерьез, но все опасались, что я перетяну к себе их клиентов. Мне просто очень легко даются изящные искусства, вот и… И… Когда первый раз мной овладел… – Сестрица Ци часто-часто заморгала, и ее щеки зарумянились от смущения. – Мужчина не захотел заплатить, и никто мне не объяснил, что нужно делать в таком случае. Я уже думала, что останусь без заработка за ночь и хозяйка мне всыпет палок из-за упущенной прибыли… Только сестрица Ган вышла тогда и такой скандал этому кобелю устроила, ты бы слышала! Она не успокоилась, пока не выбила с него все, даже то, что он не должен