ее территория значительно увеличилась. Ясно и то, что это было достигнуто военным путем. Однако утверждать, что русские по своей природе – нация империалистическая и при этом единственная в таком роде, можно, только надев исторические шоры. Истина состоит в том, что почти все государства воевали и расширялись, или в том, что так было до недавнего времени. В поисках причин склонности к насилию не надо далеко ходить. Вплоть до конца XIX в. во главе государств преимущественно стояли военные. Их основным занятием является война, а результатами завоеваний чаще всего становятся территориальные приобретения. Смешно ожидать, что надменная военизированная элита не будет стремиться развязать войну. Столь же несообразно ожидать, что элита без всяких на то причин откажется от завоеванных земель. Короче говоря, русская правящая элита вела себя точно так же, как любой другой военный правящий класс: она сражалась с подобными себе соперниками за славу и пространство. Различие в другом, и это почти никогда не принимается во внимание. Русская экспансия, как правило, была направлена на малонаселенные земли, где проживали коренные народы с традиционным образом жизни. Сибирь – лучший тому пример. Русские смогли завоевать (пусть поначалу и не полностью контролируя) этот обширный регион за несколько десятилетий. Глядя на карту, можно подумать, что русские – очень искусные империалисты-завоеватели. Но на самом деле их успехи на данном фронте вовсе не были такими блестящими. Как правило, когда бы они ни пытались продвинуть свои западные границы в сторону густонаселенной, хорошо организованной, технически оснащенной Европы, они неизменно терпели неудачу. Если же они добивались успеха, то победы оказывались эфемерными. Удержать свои завоевания в этой части земного шара им не удавалось никогда.
Представление о врожденном русском империализме часто ассоциируется с представлением о врожденном же русском мессианстве, и это также не соответствует истине. Русское мессианство есть плод размышлений начитавшихся Гегеля русских историософов конца XIX в. Неправильно истолковав ряд довольно расхожих текстов XVI в. касательно translatio imperii[5], они выдумали, что московиты считали себя истинными наследниками Римской империи, чье предназначение – спасение мира. Другими словами, это была теория «Москва – Третий Рим», пользовавшаяся широкой популярностью у полуобразованных слоев России и Европы. К началу ХХ в. мнение о закоренелом российском мессианстве распространилось достаточно широко. Выход большевиков на историческую сцену только усугубил это заблуждение. Вскоре после 1917 г. ученые мужи стали объяснять утопические лозунги Советов ссылками на предполагаемый мессианизм, заключенный в русской душе. Как писал Николай Бердяев, Третий Рим превратился в Третий Интернационал. К счастью, всё меньше и меньше людей воспринимали такое напыщенное пустословие всерьез, особенно когда стало ясно, что цели Кремля (и тогда и теперь) скорее земные, нежели духовные.
И это подводит нас, вероятно, к самому большому заблуждению относительно России и русских: что они европейцы. Конечно, в какой-то, очень ограниченной степени, это так. Центральные области России находятся на европейском континенте. Но каждый, кто хоть раз внимательно смотрел на карту мира, понимает, что Европа, впрочем, как и любой другой континент, есть прежде всего продукт человеческой истории, который определяется распределением людских масс на земном шаре. Почему, например, Европа континент, а Индия нет? Они приблизительно равны по размерам и столь же географически обособлены. Всё просто: вопрос о том, что есть континент, решался отнюдь не народами Индии. За остальное человечество всё решили европейцы, держа при этом на уме свои вполне корыстные интересы. То, что Россия в итоге оказалась в Европе, есть следствие исторической случайности, а именно геополитического превосходства Европы, навязавшей миру свои собственные географические понятия.
Таким образом, Россия находится в Европе в результате случайности. Но является ли она европейской страной? Русские бились над этим вопросом начиная с XVIII в., поскольку быть европейцем тогда означало иметь высокий культурный статус, что было особенно важно для европейских правителей России, таких как Екатерина Великая – немки по рождению. При ней русская элита твердо заявила: Россия – европейская страна. Позже (в эпоху славянофильства) на этот счет возникли колебания, и еще позднее интернационалисты-большевики заявили, что такого вопроса вообще не существует. Сегодня, после распада СССР, русские вновь вернулись к этой теме, и ответы оказались туманными и неопределенными. Европейцы, со своей стороны, мутили воду, исходя из собственных интересов. Сначала они утверждали, что Россия не является европейской страной, обосновывая это очевидными различиями стиля жизни в Москве и, например, в Лондоне XVII в. (о чем свидетельствовали путешественники-европейцы). Затем в XVIII в. некоторые их них (например, философы) приветствовали европеизацию, осуществленную Петром Великим и Екатериной, и объявили Россию европейской страной. В эпоху демократических революций «деспотическая» Россия снова была возвращена в Азию («поскреби русского, найдешь татарина»). И, наконец, заезжие социалистические мечтатели громко кричали, что Россия куда более европейская (читай: «передовая») страна, чем сама Европа. Ныне же «уроженцы Запада», как они себя называют, не знают твердо, куда отнести Россию в культурном смысле, но многие из них по-прежнему полагают, что Россия – это примерно то же самое, что Франция, только чуть победнее.
Ничто не может быть дальше от истины. Каждый, кто жил в России хоть какое-то время, знает, что сходство России и Запада весьма поверхностно, и сами русские ощущают это особенно болезненно. Действительно, Россия породила великих поэтов и ученых-первооткрывателей и даже первой послала человека в космос. Но часто перечисление русских культурных достижений только усиливает ощущение потерянности у того, кто на Невском проспекте увидит отряд бабушек, подметающих изъеденные колдобинами тротуары вдоль обветшалых, отштампованных по единому шаблону жилых домов[6]. Как может страна, достигшая культурного, научного и военного величия, существовать в такой нищете? На этот вопрос, который будет занимать нас на протяжении большей части данной книги, трудно ответить. Однако для начала лучше сразу допустить, что Россия с исторической точки зрения неевропейская страна. Иначе мы бы могли предположить, что нашему взору предстанет нечто вроде Швеции – большой северной страны, населенной зажиточными, прогрессивными, демократически мыслящими гражданами. Но Россия совсем не похожа на Швецию. Это большая северная страна, где живут бедные, сбитые с толку и политически неорганизованные граждане.
Если Россия ни в каком смысле, разве что в сомнительно географическом, не является европейской страной, то что же она такое? Попытка ответить на данный вопрос иногда приводит к еще одному картографическому недоразумению: дескать, Россия, в некотором смысле, страна азиатская. Опять же, в этом тоже есть зерно правды: часть России (или, лучше сказать, Российской империи) формально находится в Азии. Но, подобно Европе, существование континента, именуемого Азией, есть порождение европейской мысли, а вовсе не матери-природы. Это очень легко продемонстрировать. Считается,
