Троица переместилась на площадку перед кухней, где гостей ожидали приготовленный маленьким улыбчивым поваром острый цыпленок – пиканте-де-польо и кукурузное пиво – чича кочабамбина, которое сам Оливейра предпочитал всем винам и водкам на свете.

Хозяин первым сделал глоток, приглашая гостей присоединиться.

– Голливудские фильмы – лучшее, что вы могли сделать, чтобы поднять мое настроение, – сказал он, кивком отпуская повара. – Поверьте, мелодрама перед сном действует лучше любого успокоительного.

– Вот уж не думал, что вы нуждаетесь в седативных лекарствах, – откликнулся Тодт.

– Увы, скромной ищейке ничто человеческое не чуждо.

– В таком случае будем рады познакомить нашего хорошего друга с Кларой Боу и Бастером Китоном, – подал голос Роберт. – Не сомневаюсь, они приведут хозяина этого прекрасного места в самое лучшее расположение духа.

– Голливуд навевает грезы, дон Серхио, – засмеялся Тодт.

– Этим он и прекрасен! Может быть, разделите со мной радость встречи с вашим непревзойденным кинематографом? – предложил Оливейра. – В моем зале удобные кресла.

– В другой раз, дон Серхио! – ответил Тодт, принимаясь за цыпленка с жадностью, говорящей о его отменном аппетите. – Тем более мелодрамами мы перекормлены.

– Жаль! – откликнулся хлебосольный хозяин. – Ваш посол недавно осчастливил старого доброго Оливейру фильмом, от которого ему спалось, как младенцу. «Вечную любовь» я прокрутил несколько раз. Камилла Хорн меня потрясла.

– Белокурые фройляйн добавляют особую прелесть киностудиям «Уорнер Бразерс» и «Парамаунт», – засмеялся Чарки. – Впрочем, как и блондины типа Хуберта фон Майеринка. Кстати, о немцах – и не только на голливудских киностудиях. Мы ничего не имеем против иностранных военных инструкторов. Боливия как суверенное государство вправе выбирать себе помощников в подготовке офицерских и солдатских кадров. Однако есть одно существенное «но», дон Серхио…

Полковник поднял брови, выказывая удивление и одновременно готовность выслушать претензии.

– Нас несколько настораживает тот факт, что в весьма щекотливое дело с демаркацией боливийской границы вмешивается держава, которой следовало бы зализывать раны у себя дома, а не интриговать за тридевять земель, не имея для подобных затей никаких экономических и политических возможностей, – сказал Чарки, с удовольствием отхлебнув из пивной кружки.

Оливейра все так же изображал недоумение.

– Пока одни немцы честно служат Боливии, другие активно суют свой нос в Бореаль, – пояснил Тодт. – Не скрою – мы удивлены. Более того – обескуражены.

– Они помогают в том числе и вам, господа, – мягко отвечал Оливейра. – Надеюсь, вас не обидит то обстоятельство, что я сам попросил генерала Кундта о посредничестве. Как понимаете, нахождение боливийцев на территории, пока еще принадлежащей Парагваю, может вызвать нежелательный эффект. Инциденты не в наших интересах. Вот почему пригодился опыт моих немецких знакомых…

– Нас несколько удивляет то, что вы доверились Эрнсту Рёму, – заметил Чарки. – Малый непрост! Он уже хорошо наследил у себя дома и всерьез примеривает императорскую тогу.

– Увы, у меня совершенно нет времени следить за тем, что происходит в Германии. Своих проблем по горло, – вздохнул Оливейра.

– И напрасно! – откликнулся мистер Роберт. – Там происходят прелюбопытнейшие вещи. Вам стоит почитать некоего Гитлера. Этот теоретик, рассуждая о будущем, разразился таким образчиком философии, от которого волосы встают дыбом.

– Да, я слышал кое-что о его отношении к евреям, – кивнул полковник. – Однако позвольте спросить, кто в Европе любит евреев? Поляки? Французы? Я опускаю Советскую Россию – пожалуй, это единственная страна, проповедующая так называемый интернационализм. Но неужели можно серьезно верить в чушь, которую несет бывший ефрейтор…

– Опусы господина Гитлера – далеко не чушь. Осмелюсь уверить – сегодня так же, как он, в Берлине и Мюнхене рассуждает каждый второй, – сказал Тодт.

– Немцев всегда стоит держать на коротком поводке, дон Серхио. У них у всех мания величия. Если им приоткрыть дверь хотя бы на палец, они обязательно просунут в нее ногу, и оглянуться не успеете, как появятся здесь уже в несколько ином качестве, – сказал Чарки.

Полковник промолчал, потягивая чичу.

– Что поделать – иногда государственные дела действительно не позволяют охватывать всю панораму, так сказать, целиком. – Роберт вытер салфеткой с губ обильную пивную пену. – Слава богу, для полной информации существуют верные друзья, не так ли, дон Серхио? Мы печемся о вашем же благополучии…

Дальнейшая беседа касалась всяческих мелочей. Особое восхищение американцев вызвали столбы электролинии в форме треног, которые позволяли освещать самые дальние дорожки ранчо. Оливейра признался, что с электроснабжением ему помогли чикагские инженеры, подводящие линии к руднику неподалеку отсюда. После десерта янки раскланялись. «Паккард» отяжелевших от обильного угощения «верных друзей», отмытый по приказанию Оливейры от дорожной пыли до первозданного блеска, приятно удивил их.

– На заднем сиденье вас ожидает ящик сингани, – сообщил хозяин, в свою очередь принимая из рук Тодта бобины с продукцией фабрики грез и передавая тяжелый подарок садовнику. – Простите за скромность моего подношения, которое ни в какое сравнение не идет с вашим королевским подарком.

– Дружба с таким человеком, как вы, дон Серхио, для нас великая честь. Посол придерживается такого же мнения.

– В таком случае передавайте мистеру Трибсу и его дражайшей супруге мой самый искренний привет и надежду на встречу…

– Не сомневаемся, она состоится в ближайшее время.

– Удачи в дороге!

– Приятного просмотра, дон Серхио!

Вопли павлинов доносились даже до ворот, обвитых диким виноградом. Раздался не менее резкий ответ клаксона, машина шумно покатила, стреляя во все стороны дорожными камешками.

– Подумать только, этот мерзавец всерьез считает топорные подделки в своем парке произведениями искусства, – сказал Чарки, приветственно махая двум стремительно удаляющимся фигуркам. – Я чуть было не лопнул от смеха, наткнувшись на это убожество. Интересно, он знает о Сеттиньяно и Джамболонье?

– Вряд ли. Надеюсь, хоть сингани у него не поддельный, – пробормотал Тодт.

– Странно, что зло имеет такой жалкий облик, – сказал Роберт, едва успев подхватить свою чуть было не улетевшую шляпу. – У меня сложилось впечатление, что Оливейру побаивается сам мистер Трибс. Неужели боливиец заслуживает этого? Но ведь даже в пособнике самого черта должно оставаться хоть что-то: хотя бы маленькая душа, а в ней малюсенькая совесть…

На секунду отвлекаясь от руля и от вихляющегося впереди дорожного серпантина, Вильям резко повернулся к товарищу:

– Если у этой мыши и есть совсем маленькая, совсем неприметная душонка, дорогой Роберт, то она покрыта таким панцирем, который не под силу раздробить даже самому Иисусу Христу.

Оливейра продолжал стоять перед воротами. Драгоценные птицы устроили за его спиной истошную перекличку. Подслеповато моргающий садовник, принявший из рук хозяина тяжелые бобины, позволил себе наконец простодушный вопрос:

– Кто эти господа, дон Серхио?

Повернувшись к индейцу, Оливейра ответил коротко:

– Свиньи.

Хижина  

От индейца Санчес