– Какая вкусная! – прошептал, он, вытирая рукавом губы. – Я такой воды еще никогда не пробовал!

– Да уж получше той, что хранится в бочках на шхуне, – улыбнулся я. – Наслаждайся!

Ястреб, стоя на каменном порожке небольшого крылечка, указал рукой на песчаные холмики слева от блокгауза.

– Могилы, – объяснил я и направился в ту сторону.

Три холмика с невысокими колышками, к которым были прикреплены дощечки, располагались возле частокола. Я снял треуголку, помолился и попробовал прочитать в неверном лунном свете выжженные каленым железом буквы.

– Томас Редрут… Джон Хантер… Ричард Джойс.

– Слуги сквайра, мистер Ганн? – спросил юнга. – Это ведь так?

– Да, это они… Старый егерь Редрут был убит в первой же перестрелке пулей, которую, возможно, выпустил Джоб Эндерсон, пират-здоровяк, помощник Сильвера в той шайке… К гибели Хантера руку приложил разбойник, пошедший на штурм вместе с Эндерсоном. Завладев его мушкетом, он страшным ударом через бойницу сломал ему ребра. Падая, тот к тому же разбил себе голову. Тогда же заполучил здесь пулю и Джойс… С тех пор минуло пять лет, а, кажется, будто все случилось вчера. Да-а, время летит, его не остановишь!

Дочитав молитву, я заметил чуть в стороне еще один холмик.

– Хм-м, вон под той кучей песка и сложил свои могучие кости Джоб, служивший боцманом у Флинта, – сказал я. – Смелым и отчаянным рубакой был, пролил много крови. В абордажных схватках с ним мало кто мог сравниться. А одолел его в поединке Грей, честный моряк, вставший на сторону капитана Смоллетта… Надо сказать, что прямо перед этим Эндерсон едва не пришиб Джима Хокинса. Не ходить бы ему по белу свету, если б не Эйб Грей. Свезло парню, здорово свезло… Не остался тогда в стороне и Бен Ганн, в первую же ночь я тенью проник во вражеский лагерь и прикончил гандшпугом одного из пиратов…

В самом блокгаузе царило запустение. По углам лежали битые бутылки, мушкетные приклады, сломанные топоры, абордажные крючья с истлевшими веревками. С потолка свисала паутина, дощатый стол, скамью и полки на стенах покрывал толстый слой пыли и песка, проникающего с ветром сквозь щели в стенах. На столе стоял старый корабельный фонарь, чайник с отбитой ручкой и смятая кружка. Лунный луч, проникший внутрь через дыру в крыше, высветил на краю одной из досок стола вырезанный ножом скелет в пиратской одежде, сидящий на сундуке с бутылкой рома у оскаленных зубов. На другой доске были нацарапаны надписи: «Катись все к дьяволу!»; «Отдать концы в объятиях портовой шлюхи!»

Значительное место у входа занимал очаг из неотделанных камней с железной решеткой, рядом валялись щепки для растопки. С крючка на стене свешивался потемневший горшок с дыркой в боку. На деревянной полке, где раньше стояли банки с солью и перцем, лежали лишь ссохшиеся, покрытые песком и пылью, пучки трав.

Глядя из блокгауза на покачивающиеся верхушки сосен, я на минуту задумался, воспоминания роем закружились в голове. Передо мной пронеслись картинки моей жизни: мальчишеские игры, палуба «Моржа», Флинт c синим платком на голове, багровый шрам Билли Бонса, скелет Аллардайса в виде стрелки, пещера, где я жил и куда перепрятал золото, попугай на плече одноногого Сильвера, хрипло выкрикивающий: «Пиастры!.. Пиастры!.. Пиастры!»…

– Мистер Ганн, Ястреб говорит, что нам пора, – дернул меня за рукав Оливер.

– Конечно, надо двигаться дальше, – встряхнул я головой и направился к пролому в частоколе. Мальчишка немного задержался у порога, чтобы снова припасть к железному, местами проржавевшему котлу с ледяной водой.

Мы продолжили свой путь, держась северного направления. Луна сияла серебром, в кронах сосен время от времени шумел легкий ветер. В траве под нашими ногами что-то прошуршало, наверное, ящерица.

– А змеи здесь водятся, мистер Ганн? – спросил мальчик.

– Водятся, во влажных местах, гадюки, гремучки и ужи. Ужей бояться нечего. Хоть у них и есть ядовитые зубы, но они для нас не опасны. А вот змей нужно сторониться. Кстати, черный уж, его в этой части света называют муссураной, охотно питается гадюками. Чужой яд для него нипочем, так, комариный укус.

– Ничего себе!

– Дважды видел, как он с ними расправляется, первый раз на Барбуде, второй раз здесь, на этом острове. Тут черный уж поджидал ядовитую жертву у края болота на берегу речки, берущей начало на склоне Двуглавого холма. Он лежал в засаде и бросился на гадюку, когда та подползла к водопою. Ухватил ее за шею, а потом, работая зубами, обхватил голову, стал ее выкручивать и в конце сломал гадюке шейные позвонки. Знаешь, сколько длился этот бой?.. Никак не меньше часа!

– Так долго?

– А чему удивляться? Только представь себе: и муссурана, и гадюка были длиной около шести футов!

Ветерок переменил направление, подул со стороны Северной бухты. До нас донесся шум волн, бьющихся о прибрежные скалы.

– Ну, двинулись, – сказал я. – Пьяная бухта уже не так далеко.

Мы резво зашагали дальше. Через час непрерывной ходьбы Ястреб остановился и поднял руку.

– Дым костра!

Я и Оливер встали, как вкопанные. Если индеец говорит, что горит костер, то так оно и есть. Это же сын леса, самый, что ни на есть природный охотник!

– Затухающего костра! – добавил шепотом краснокожий.

– Лагерь на берегу Пьяной бухты, – решил я, когда его рука указала на северо-восток. – Будем осторожны!

Мы крались в направлении источника дыма, словно тени. От сосны к сосне, от одного кустарника к другому. Лес заметно редел, сквозь деревья уже начала просматриваться колеблющаяся в призрачном свете ширь бухты. Миновав последние сосны, мы оказались в мелком подлеске, пробрались к его краю и, наконец, увидели лагерь, в центре которого был устроен костер. Он действительно догорал, вернее, тлел. В какой-то момент в углях треснул сучок, запустив вверх яркие искры. Вокруг костра в разных позах лежали человеческие фигуры. Повсюду разбросаны пустые бутылки, бочонки, кружки… Странное дело, пираты обычно гуляют всю ночь напролет. А тут какое-то сонное царство. Но почему-то не слышно дыхания, храпа… Сколько их здесь? Раз, два… Всего девять… А где остальные?..

– Мистер Ганн! – толкнул меня в бок Оливер, указывая вправо, на воду. – Вот она, «Ласточка»!

В бухте, почти у самой горловины, скрытая от моря лишь песчаной косой с двумя-тремя пальмами, стояла на якоре трехмачтовая шхуна. На ее корме и носу тускло мерцали огни фонарей, на палубе мелькали тени.

– Почему она не подошла ближе, мистер Ганн?