Высокий, смуглый, с небольшими усами и вечной трубкой под ними. Он предпочитал носить мундир защитного зелёного цвета.

— Говорите, — кивнул Император.

— Недавний инцидент в Пятигорске и затем нападение наших войск на жителей Диких земель взбудоражили Османскую Империю. Султан повысил боеготовность пограничных войск. Мне не нравится такая активность возле наших границ. Может, не стоило атаковать те племена? Сулейман считает их своими друзьями.

Александр скривился и побарабанил пальцами по столу. Звук получился громкий и тревожный.

— Пусть султан Сулейман скажет «спасибо», что наш Воздушный флот бомбил какие-то деревни в пустыне, а не Стамбул. Эти его друзья напали первыми. Напали на одну из академий, в которых учатся наши дети.

— Но, государь, — возразил Джугашвили, перекладывая трубку из одного угла рта в другой. Ароматный дым всплыл густым облаком, и у Императора защекотало в ноздрях. — Если он нападёт…

— Если Османская Империя нападёт на нас, то рухнет оборона западных границ, — произнёс Александр, потирая подбородок. — Саранча убьёт сначала нас, а затем их. Но провокации с их стороны возможны. Будем реагировать на них жёстко, как и прежде, пока султан не успокоится. Он должен понимать, что если хочет взять ответственность за тех людей в пустыне, то должен быть готов принять ответственность и за их поступки.

Светлейший князь Кавказа кивнул и снова пыхнул трубкой. Это его войскам предстояло сражаться на границе с Османской империей. Из слов Императора он понял, что должен повысить боеготовность своих дружин. На всякий случай. Шпионские игры входили в компетенцию Имперской Канцелярии, но, как говорили у них в грузинской губернии, и на шайтана найдётся герой.

— Теперь что касается людей, — снова заговорил Император, откинувшись в кресле. — Казначейство выделит средства на привлечение добровольцев. Назначим награду за вступление в армию в три тысячи рублей, денежное довольствие, выплаты за ранения или гибель. Обучим их и отправим на границу.

— А если Саранча не ослабит натиск? — спросил Деникин. — Надолго ли хватит добровольцев?

— Османская и Британская Империи, Соединенная Северная Америка также увеличат свои контингенты.

— Это может быть опасно, — крякнул Ушаков. — Больше вражеских войск рядом с нашими…

— Ну, они же не совсем идиоты, верно? — развёл руками князь Богданов. Худой человек со склочным характером. Тёмные волосы опускались на лоб, как забрало рыцарского шлема. Тёмно-золотой костюм начинал поблёскивать в лучах солнца, падающих через окно. — Нападать на нас, когда мы сдерживаем Саранчу?

— Да, но когда мы победим Саранчу, — парировал князь Кошкин — среднего роста, гладко выбритый, с хитрым выражением ярко-зелёных глаз и в полосатом коричневом костюме, — они могут напасть на нас. Нужно быть готовыми к тому, что начнётся передел не то что сфер влияния, но и самого мира!

— Ага, семьсот лет с Саранчой воюем, а тут вдруг победим, — подначил Богданов. — Нам бы выжить, а не вот это вот всё!

Кошкин что-то ответил Богданову, за того вступился Ушаков, ему оппонировал Деникин… и так далее, и так далее. Поднялся гвалт. Князья кричали друг на друга, ругались, некоторые даже лезли в драку.

«Если их не оставить, — отрешённо подумал Император, — то полетят клочья волос и бород, а кто-то может и без усов остаться».

Он представил себе Ушакова без его богатства под носом и улыбнулся.

Последние события войны с Саранчой сильно тревожили Совет князей, министров, да и всю Империю. Словно невидимая и неумолимая угроза нависла над каждым её жителем. Все это чувствовали. Копилось напряжение и ожидание чего-то ужасного. Последние несколько веков удавалось сдерживать врага, но, оказалось, что он лишь копил силы и разрабатывал планы.

Император посмотрел на входную дверь. Где-то там, за ней и за тысячу или две километров отсюда находился Рой Саранчи. Бессердечный и чуждый разум, который хотел только одного: поглотить весь мир, а затем отправиться к следующему. И способа убить врага пока не было, хоть и лучшие учёные и алхимики Империи искали его.

Когда градус конфликта между членами Совета сильно повысился, а Ушаков вскочил с прилипшим к заднице стулом и потянулся через стол к Деникину, Император решил, что князья выпустили уже достаточно пара. Он хлопнул ладонью по столу. Оглушительный хлопок оборвал все звуки, у некоторых тишина зазвенела в ушах. Из-под ладони Александра тонкими струйками зазмеился дымок. Он поднял руку, от которой на дереве остался тёмные след. Уже не первый, кстати.

— Способа победить Саранчу нет, — сказал государь, вставая, когда все утихомирились. Он подошёл к восточному окну, повернувшись ко всем спиной. Перед ним лежал лесок, а на горизонте высились шпили и здания Петербурга. — Пока нет. У любого врага есть слабое место. И мы обязательно найдём его и одолеем. Но нам нужно время. Пока что ситуация такова, что мы должны быть готовы к худшему варианту развития события. Возможно, что Саранча прорвёт фронт, и тогда наших сил не хватит сдержать её натиск. Чтобы этого не произошло, мы должны изменить наш подход к этой войне.

— О чём вы, государь? — произнёс за спиной Деникин.

— Мы не будем ждать завершения обучения студентов Академий. Нам нужны офицеры в армию и дружинники в княжеские дружины. И нужны сейчас. Пока есть время на их подготовку.

— Государь… — необычно тихо подал голос Ушаков, — вы хотите объявить всеобщий призыв?

— Пока нет, — покачал головой Александр, — на первое время хватит по несколько сотен человек от каждой академии.

В комнате повисла тишина. Император увидел в лесочке внизу какое-то шевеление. Там явно намечалась какая-то суматоха. Но он не придал этому значения.

— Для всесторонней проработки этого вопроса я и собрал вас всех сегодня. Чем скорее мы примем решение, тем лучше.

Вдруг огромный дуб, стоявший посреди леса, начал крениться набок, а затем с оглушительным треском рухнул.

— Какого хрена? — выругался Император. — Его же мой дед посадил!

* * *

Поляна в лесу

Сейчас

Николай

За время нашего соревнования с эльфами и царевичами на поляне собралось порядочное количество народа. Я даже не удивлюсь, если уже полдворца сбежалось поглазеть. Среди зевак заметил своих девушек. Вероника подпрыгивала, болея за меня, чем вызывала глуповатые ухмылки мужчин, пялящихся на её грудь. Я и сам на секунду подвис,