— С год назад Тиммори немного потрясло, — с легкой добродушной усмешкой рассказывал он, словно о мало значащем пустяке. — Несильно. Мы даже не успели напугаться. Так, пара кубков свалилась с полки… Однако старая осыпь у скалы уж слишком раскатилась, и я велел ее расчистить. Камни и грунт разобрали и тут выяснилось, что по скале идет трещина.

— И ты туда забрался? — предположила Эрме.

— Вот еще, — улыбнулся Тадео. — Разве я способен один лезть в темное сырое подземелье? Да еще такое узкое. Нет, но туда просочилась Вероника, а раз так…

— Вероника? — насторожилась Эрме, заслышав женское имя. Неужели Тадео все же завел себе подружку. Пожалуй, это было бы радостной вестью. Но почему же он молчал? — Кто такая Вероника?

— Вероника — это моя ручная куница, — разбил ее надежды Тадео. — Милейший зверек. И ужасно пугливый. Она где-то спряталась.

Разочарование было столь жестоким, что Эрме не стала изображать сдержанность и протяжно вздохнула, приложив ладонь ко лбу.

— Ну-ну, — со смешком подбодрил ее Тадео. — Не впадай в отчаяние. Нельзя терять надежды — вдруг случится чудо, и мечты твои сбудутся?

Когда вот этот вареный рак на Ламейе свистнет, тогда они сбудутся, подумала Эрме.

— Тебе нужна семья, Тадео, — проворчала она. — А то ты совсем одичаешь.

— У меня она есть, — ответил Тадео. — С кем я сейчас ужинаю?

Он протянул бокал, и Эрме подняла свой навстречу.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

— Понимаю, — согласился Тадео. — Но то, что ты имеешь в виду, я уже с трудом, но пережил. Второй раз не желаю. Как и ты сама.

— Я другое дело, Тадео. Я Саламандра, и моя жизнь связана с герцогом. Иные пути для меня теперь закрыты.

— Ты сама закрыла эти пути, Эрме. И ты не всегда была Саламандрой. Думаешь, я не помню, какие фортели ты выкидывала, лишь бы не пойти под венец с Энцо Маррано? Лицедеи с площади Роз тебе в подметки не годились, дорогая моя. А Гаэтано? Так что не упрекай меня лишний раз.

Эрме кивнула.

— И не думаю, Тадео. Оставим этот разговор. Итак, эта твоя… Вероника залезла в трещину и…

— И не пожелала вылезать. А так как трещина для меня была узка, то пришлось поработать мастеровым. С помощью кувалды и ругани лаз расширили, и внезапно обнаружился тот тоннель. Тут уж я втянул живот и…

— Но почему ты молчал? — упрекнула его Эрме. — Скрывал такое чудо…

— Честно? — Тадео бросил на стол раковую клешню. — У меня было две причины молчать. Первая: я надеялся сделать тебе сюрприз, когда ты наконец приедешь.

— Ты преуспел. А вторая?

— Вторая, — Тадео поднялся и подошел к окну, за которым раскинулась закатная гладь озера. — Вторая. Понимаешь, Эрме, если я бы в открытую объявил, что найдены новые «подлунные сокровища», то о спокойной жизни в Тиммори можно было бы забыть. Здесь сразу бы объявились любопытные, живописцы, скульпторы, посредники и оценщики, всякая шушера, которая любить водить носом, выискивая, где поживиться. Я такого не вынесу, и городок тоже.

— Но согласись, знающие люди должны осмотреть грот. Эти статуи… Ты понимаешь, что нашел что-то необычное. Что-то особенное.

— Понимаю. Именно поэтому и молчу. Я не знаю, кому можно довериться. Возможно, если бы Бальтазаррэ был здесь…

Мирное настроение словно ветром сдуло при одном упоминании имени.

— Забудь, — резко сказала Эрме. — Этого никогда не будет. Он не вернется.

— Он так не подавал вестей?

— Ни разу за пять лет. Но он жив. Недавно я встретила Варендаля, его несносного помощника. Весь в господина: перед отъездом сдуру нагрел банк Фоддеров на круглую сумму и теперь бегает от кредиторов, словно ему пятки подпалили.

— Тогда возможно…

Тадео вернулся к столу.

— Исключено. Он-то знает, что его призовут к ответу за воровство. В прошлый раз мои люди его упустили, но сейчас доведут дело до конца: отыщут его наконец и вытрясут Лилию. Если конечно, она уже не распродана по камешку островным ювелирам.

— Он до такого не опустится, — с сомнением сказал Тадео.

— Он уже опустился. Лжец, предатель и просто вор.

— Если я не ошибаюсь, ты сама отдала Лилию, — мягко напомнил Тадео.

— Он не имел права ее увозить! — Эрме ударила ладонью по столу. — Она принадлежит Лауре и только Лауре. Это приданое моей дочери, Тадео!

— Чинто Маррано бы поспорил…

Это было уже слишком. Два имени — два источника ненависти.

— В Бездну этого гаденыша! Ты решил взбесить меня, Тадео!

— Я просто…

Тадео растерянно и почти с испугом посмотрел на нее. Эрме опомнилась. Поистине жара притупляет разум и разжигает глупые страсти.

— Прости, — быстро проговорила она. — У каждого из нас есть свои кровавые мозоли. Прости. Это все зной, усталость и долгая дорога.

Она обогнула стол и подойдя к Тадео, встала за его спиной, взъерошив волосы.

— Не переживай: я отыщу надежного человека, который исследует грот и не создаст тебе излишнего беспокойства. Обещаю.

Тадео откинул голову назад и улыбнулся ей обезоруживающей мальчишеской улыбкой. Эрме нагнулась и поцеловала его в щеку.

— Ну, а теперь я наконец попробую твой знаменитый тиммеринский суп.

— Нету клопов-то, монерленги, — ворчливо сообщила Тереза, взбивая подушки и перину. Прозвучало это с некоторым скрытым неудовольствием: камеристку раздражало, когда действительность не совпадала с ее ожиданиями.

— Это радует, — откликнулась Эрме, не поворачиваясь. — Можешь идти.

Тереза поклонилась и тяжелым размеренным шагом покинула комнату, погасив по пути свечи в канделябре, так что теперь спальня погрузилась в полумрак. Единственный крошечный светильник горел на подоконнике, и стены были надежно укрыты темнотой.

Эрме помнила эти покои по прошлым своим визитам. Не слишком просторные, с привычно низкими потолками, но светлые, чистые и приятно прохладные. Окна смотрели на озеро, и, устроившись у подоконника, Эрме наблюдала, как мрак накрывает берега, и тонкий серп месяца стоит низко над дальними утесами. Вода теперь напоминала неподвижное черное зеркало. Приятная свежесть текла внутрь комнаты, и Эрме с большим трудом заставила себя оторваться от созерцания озерного простора и, придерживая рукой широкую ночную рубашку, забраться в