надо. Если я плачу или капризничаю, мама (папа) раздражается, ругает, отталкивает, я остаюсь со своими чувствами один на один, мне не с кем их разделить. И тогда, чтобы оставаться с мамой (папой) в контакте – а ведь это самое главное для меня, – я учусь сдерживать эмоции, не плакать, не жаловаться, не показывать, что нуждаюсь. Не искать поддержки у мамы (папы), а подавлять тревогу и справляться со стрессом с помощью игрушек, утешать себя самостоятельно. Так я избегаю ситуаций, когда меня могли бы затопить эмоции и я уже не смогу сохранить контроль над собой, а утешения при этом не будет. Внутренняя дистанция помогает сохранять условную близость: я достаточно близко, чтобы быть в безопасности, но при этом достаточно далеко, чтобы не переполняться чувствами и не ощущать отвержения.
Во взрослой жизни люди с А-стратегией чаще подавляют переживания («эмоции должны быть под контролем»), избегают ситуаций чрезмерной близости, чтобы не «упасть» в уязвимость и состояние, когда ты не можешь справиться с чувствами. Они вообще отстраняются от уязвимости и в себе, и в других. Ведут себя ответственно, предсказуемо, деловито, могут казаться сдержанными, дистантными, холодными. Уверены, что надо полагаться только на себя. В ситуациях более травматичного детского опыта (явное пренебрежение потребностями, случаи насилия, хронически небезопасные обстоятельства) – искренне считают, что им «ничего не положено», «если другие ко мне плохо относятся, это правильно, я заслужил(а)». И чтобы получить тепло от другого, надо сначала позаботиться о нем. В еще более тяжелых случаях могут демонстрировать социальный и сексуальный промискуитет.
19. Тревожно-амбивалентный стиль привязанности (С-стратегия) формируется, если близкий взрослый недостаточно чувствителен к сигналам ребенка и непредсказуем в плане отклика: если я (малыш) зову, а мама то подходит, то ее не дозваться, мне непонятно почему. Она то очень внимательна ко мне, то не реагирует вообще, то взрывается, то потом опять слишком заботится, я не понимаю, почему так, можно ли на нее положиться, будет ли она рядом, если понадобится? Поэтому все время маму надо бдить. Если она еще не ушла, а я УЖЕ плачу – она точно будет рядом. А быть автономным и самостоятельным невыгодно: в какой-то момент оглянешься – а мамы нет, заплачешь, позовешь – а она может не подойти.
По опыту я (малыш) знаю: чтобы маму «включить», мне надо ей показать, что мне страшно или я вообще ничего не могу без нее сделать. Или я сильно-пресильно злюсь, ругаюсь, стучу кулачками, тогда мама подорвется, сделает, что мне надо, и утешит (но я при этом буду ее отталкивать и утешение не принимать). То есть мне надо показать ей не просто свою потребность, а преувеличенную, утрированную потребность. Не просто реакцию, а чрезмерную реакцию, аффект (сильную «взрывную» эмоцию). Только аффектом я могу добиться того, что мне нужно (а обычным зовом и обращением не могу). Так, контролируя маму своим страхом, недовольством, беспомощностью или злостью, я снижаю ее непредсказуемость, получаю внимание к своим нуждам, и мне (относительно) безопасно.
С-стратегия во взрослой жизни – это: я не могу позаботиться о себе самостоятельно, поэтому мне нужно вовлекать других, чтобы они обо мне позаботились. Я демонстрирую много чувств, чтобы повлиять на поведение других. Я демонстрирую злость, гневаюсь и обвиняю в проблемах других, чтобы добиться уступчивости. Я демонстрирую обиду, страх, некомпетентность, беспомощность или страдание, чтобы привлечь внимание к своему состоянию, тогда окружающие будут делать для меня то, что мне надо. Суть стратегии = сделать мир предсказуемым и заботящимся.
20. Дезорганизованный стиль привязанности (тип D) формируется у детей, чьими нуждами систематически пренебрегают, с которыми обращаются жестоко, которых запугивают, бьют, забывают покормить, сексуально используют, на которых почти не реагируют, а если реагируют, то агрессивно. Их родители сами находятся в огромной тревоге, депрессии или страдают личностными расстройствами. В таких обстоятельствах взрослый становится и источником какой-никакой заботы, и источником мощнейшего стресса и ужаса. И ребенок сталкивается с серьезной, длительной фрустрацией своей потребности в безопасности, что может привести к развитию эмоциональных, поведенческих и когнитивных нарушений. Во взрослой жизни таким людям очень сложно развивать отношения, особенно романтические. Они и стремятся к близости, и одновременно боятся ее, поэтому при сокращении дистанции могут эмоционально нападать на партнера, после того как сами делали шаги к сближению. Им вообще свойственны сильные, непредсказуемые эмоции и реакции.
21. На основе опыта первых значимых отношений со своими близкими, мы затем начинаем строить новые отношения в своей жизни – со сверстниками, другими взрослыми, в дальнейшем – партнерами. И в этот контакт мы будем привносить те знания о себе и мире, те ожидания, которые почерпнули в семье. Если наш опыт говорит нам, что нас услышат и отнесутся с вниманием, что рядом с близкими можно расслабиться и быть собой, мы будем вести себя открыто, подлинно, не бояться. Если мы постоянно сталкивались с тем, что нас как бы нет, наши потребности и чувства не важны, если нас часто обижали, то что мы будем ждать? Конечно, то, что и в новых отношениях нас не будут принимать в расчет, что общение/близость – это в принципе небезопасно и больно. И мы будем с этим внутренне соглашаться, ни на что не надеясь. Или ожидать удара и боли. Или заранее и преувеличенно предъявлять, отстаивать себя, стараясь утвердить свое право на то, чтобы нас замечали и относились с уважением.
♥ Случалось ли вам задаваться вопросом, почему люди остаются в отношениях, в которых им некомфортно, даже больно. В которых много неуважения, взаимных претензий, упреков и обид. Почему люди не отказываются, не выходят из них? Ведь, как кажется, вне таких отношений им будет лучше.
Знаете ответ?
Потому что это воспроизводит их детский опыт: встав перед выбором – быть одному или с тем, кто обижает, ребенок всегда выбирает того, кто обижает. Одиночество для ребенка – это отсутствие контакта, заботы, отсутствие обратной связи, подтверждения, что он есть, он существует. Одиночество – это смерть.
И один из главных уроков детства, который извлекает ребенок, это: лучше быть с кем-то, с кем у тебя отношения, даже если эти отношения болезненны.
Лучше переживать не самые приятные чувства, но хоть что-то переживать, что-то чувствовать.
Лучше иметь контакт хоть с кем-то, чем проваливаться в небытие.
Лучше «быть плохим», чем быть никем.
22. Пожалуйста, не пугайтесь, не думайте, что «все пропало», не ставьте себе и ребенку диагнозы. Важно видеть и отделять проявления различных чувств, которые мы все испытываем, от стратегии (генеральной линии поведения).
