восприятия он пересекает.
Есть сфера, в которой мы снова видим мир дневной жизни — землю, которую мы видим с её ландшафтами и обитателями — но всё странным образом изменено. Она не такая же самая, но мы чувствуем, что это она.
Так, снова и снова, на протяжении многих ночей я видел свой отчий дом в городе с его старинной роскошью, но в его сновидном образе. Более того, озеро Сото и лес Gombo, возле Пизы, и также Англию и Серверное Море — но это всегда сновидное море, и сновидный лес, и сновидный Лондон, совершенно отличные от реальностей дня. Но сами по себе они остаются неизменными, и без исключений, я немедленно узнаю их.
Так, есть сфера восхищения и великой радости. В этой сфере, наше сознание чувствует себя сильнее, и невозможно передать ту идею чудесной ясности, с которой человек видит всё и всем восхищается, и несомненный смысл реальности, хотя полностью непохожий на реальность, воспринимаемую в наши часы бодрствования. Человек видит широкие, прекрасные, более-менее ярко-освещённые ландшафты, устроенные в соответствии с земными образцами, с горами, деревьями, морями и реками, но более красивыми и наполняющие нас переливающим через край восхищением. И человек видит их совершенно отчётливо, ярко и с полным сознанием.
В этой сфере человек также обладает особым телом, с очень обострёнными ощущениями, соответствующими телесным, и характерными качествами. Человек чувствует свои собственные глаза широко открытыми и видит ими, он чувствует свои уста и говорит и поёт самым высоким голосом, удивляясь тому, что спящее тело, тем временем, должно быть, неподвижно лежит на кровати; он видит свои собственные руки и ноги, и одежды на себе, похожие на одежды, носимые днём. Всё немного другое, всё видится расплывчатым, как сквозь поток воды, и видимые предметы также могут изменяться под воздействием выраженной воли. Но человек узнаёт своё тело сновидения точно так же, как он узнаёт своё бодрствующее тело, когда он снова в него возвращается. И он сохраняет память обоих, одну независимо от другой, т. е. по пробуждении, человек помнит, что его тело сновидения было активным, но физическое тело помнит, что оно лежало спокойно и неподвижно, хотя и не совсем безжизненно, ибо неожиданный шум мог бы его разбудить. И тело сновидения обладает всеми чувствами восприятия и всеми моторными функциями бодрствующего тела и даже больше, ибо оно не только может видеть, осязать, слышать, вкушать и обонять, но также и очень ясно думать и более точно различать душевные движения. Да! Это последнее оно делает с такой непривычной тонкостью и остротой, что его не возможно сравнить ни с каким телесным чувством восприятия, и с полным основанием можно говорить о нём, как о новом чувстве. И тело сновидения может парить и летать. Оно чувствует себя лёгким и свободным, хотя физическое тело и пребывает во власти глубокого сна от усталости, тело сновидения в своей сфере всегда податливое, лёгкое и проворное, превосходящее всякое описание. Способность летать всегда является безошибочным провозвестником скорого перехода в радостную сферу. Но способность к парению не безгранична. Тело сновидения может безопасно и без особых усилий спуститься в глубочайшее ущелье, но оно не может так же легко подняться на любую высоту.
Подъём требует усилия и часто заканчивается неудачей, несмотря на сильнейшие старания.
*
Внимательное наблюдение за переходом одного тела в другое при пробуждении производит незабываемое впечатление.
Человек всегда может намеренно пробудиться из сферы радости. И я всегда испытываю то повторяющееся и никогда не угасающее удивление, когда два тела, каждое со своей памятью, сливаются друг с другом. Предположим, что тело сновидения находиться в положении с вытянутыми вверх руками, и оно кричит и поёт, но в то же самое время оно знает, что спящее тело неподвижно лежит на своём правом боку, со сложенными на груди руками; это кажется невозможным-настолько отчётливо осознание речи, мышц, открытых глаз… и всё же настаёт неописуемый момент перехода, и мы возвращаем себе физическое сознание спящего тела с присущей ему памятью, и мы помним, что лежали безмолвно, неподвижно, ничего не видя и совершенно в другой позе.
Кто хоть раз это пережил, как то переживал я сотни раз, больше не будет встречать с прямым отрицанием то предположение, что угасание и разложение этого видимого тела не исключает возможность реинтеграции и обновления сознания, воли и восприятия. Он больше не посмеет поддерживать мнение моего отца, что у нас нет признаков или доказательств существования какой-либо части нашего существа, неважно, называем мы его «душой» или «призраком» или каким-другим именем, могущей отделяться от нашего видимого тела.
Именно в сферу радости я всегда надеялся попасть, и если мне это удавалось, то это всегда заставляло меня сиять от счастья на протяжении целого дня. В этой сфере я мог сочинять музыку и чудесно петь — талант, которым я, увы, не отличался днём. Сильное впечатление, производимое моим телом сновидения на моё бодрствующее тело, всегда удаляло прочь усталость, уныние и даже некоторые лёгкие недомогания, которые меня иногда беспокоили.
Но что самое важное, так это то, что я могу в этой сфере радости молиться без стыда и смущения. Тогда я могу излить всю свою душу, я, кто никогда не был хорошим оратором, я могу простым, понятным и страстным языком благодарить, молить, просить.
Вы скажете-самовнушение? — Да, несомненно! И очень особого вида. Ибо есть отклик. Отклик, который никогда полностью не разочаровывал меня. Когда в этой чудесной сфере я молюсь с неестественным восторгом, то перед моим взором, в чудесной картине сновидения, возникают тонкие, безмолвные, полные значения знаки. Например, тонкая вуаль из облаков заслоняет свет, как предупреждение об опасности или бедствии; позади меня или сбоку восходит великолепное сияние, как воодушевляющее приветствие; лёгкий слой облаков постепенно испаряется и насыщенная, тёмная, безграничная, восхитительная синева предстаёт зрению, наполняя меня чувством доселе неизвестного уюта. Синий цвет, ни с чем несравнимый прекрасный синий, является самым характерным цветом в этой сфере. Когда я вижу синий цвет, я знаю, что всё хорошо, что со мной всё будет в порядке, и что я в безопасности; божественная благодать и поддержка окружают меня. Синий — это космический цвет, цвет неба и океана, безбрежной мировой жизни, точно так же, как зелёный — земной цвет, цвет более ограниченного земного существования.
Очень постепенно, очень медленно, через повторные наблюдения человек обретает точное знание обо всех этих сферах и впечатлениях о них. Конечно, все их характеристики не могут быть выяснены одними моими наблюдениями. Ещё понадобятся годы повторных исследований