имел власть над ними. Но когда ясность моего сознания и памяти уменьшалась, они брали надо мною верх.
Итак, ты должен понять меня правильно, дорогой читатель, в том, что касается спасительного эффекта от этой битвы с бесами. Борьба с бесами — это не борьба со страстями. Бесы — это враги и находятся они за оградой нашего естества. Но страсти — это наши друзья, полезные домашние животные, принадлежащие нашему двору, хозяйству нашего собственного естества. Страсти и эмоции нужно укротить, а не уничтожить. И это укрощение осуществляется днём, ибо ночью совладать с ними особенно трудно, и внечувственное тело, которое может оставаться после угасания и иссыхания нашего материального тела, больше не имеет силы укрощать их. Оно только пожинает то, что было посеяно днём.
И всё же, эта ночная жизнь борьбы с бесовским выводком чрезвычайно стимулирует душу, прежде всего, через знание, ясное понимание, глубокий взгляд, в отношении нашего собственного тёмного существа и его не менее тёмных осаждающих сторон.
В лучших, высших или глыбших сферах сновидений, нечистая похоть и низкое распутство не случаются. Почти неизменной чертой сферы радости является то, что мы обходим половые дела со странным отвращением, и никогда не испытываем той похоти, за которую мы чувствуем стыд и унижение. И всё же в этой сфере присутствуют чувства и радости, очень похожие на любовные переживания дня, 38 хотя и более прекрасные и умиротворённые.
*
Существует в мире сновидений сфера, в которой ты, дорогой читатель, конечно же, бывал, так же как и я, но вероятно не распознавал её как таковую. Вне всякого сомнения, тебе случалось очень ясно видеть во сне умерших людей. Тогда ты мог подметить две особенности: первое, что ты обычно не помнишь, в своём сновидении, что эти люди уже мертвы, и более того, если ты видишь других с ними, или возле них, или вскоре после того, как ты встречался с ними, эти другие также оказываются умершими, о смерти которых ты забываешь в сновидении. Задолго до того дня, о котором я тебе рассказывал, я уже заметил эту закономерность в подобных сновидениях, и сформировал на основании этой закономерности предположение, касательно их причин.
Я говорю предположение не просто так. Всё, что мы называем доказательствами, по большому счёту, является предположениями различной степени точности. Ницше презрительно говорил, что Бог — это всего лишь предположение. Это так. Но с его стороны не прилично дурачить на этом основании людей, и заставлять их верить в сверхчеловека, которого ещё никто никогда не видел, и который является даже меньше, чем предположение, но вымышленным идолом.
Не верь ничему, кроме опыта, дорой читатель. Но Бог и Христос — это больший опыт, чем сверхчеловек, даже если они и предположения. Твой отец и твоя мать, также, не более чем предположение, выведенное из опыта..
Итак, я предполагаю, что мёртвые также имеют свою сферу существования, и что когда тело сновидения живого, спящего человека проникает туда, оно не может понять различие между этой сферой и его собственной, и поэтому всегда остаётся иллюзия, что умерший всё ещё жив.
Итак, я очень часто видел во сне своего отца. Сначала мне снилось, что я плыл с ним на паруснике, как в нашем последнем путешествии. Но это сновидение принадлежало к кошмарам, о которых я уже говорил, которое вначале регулярно повторялось[7].
Это сновидение я считаю ничем иным, как болезненным эхом в глубоких ущельях моей души, от сильного потрясения, которое перенесло моё бодрствующее тело.
Кроме этого, я не придавал этому никакого глубокого значения.
Но затем пришло сновидение совершенно другого характера, в совершенно отличной сфере, в которой я гулял с моим отцом, а он, положа свою руку на мои плечи, плакал. Мне показалось, что он изо всех своих сил старался показать мне знаки нежности, которые, как он знал, я обожал, и на которые он, обычно, бывал скуп.
Я не помнил, что он умер, и я гулял с ним, чувствуя себя немного смущённым, подобно тому, как смущается ребёнок, когда неожиданно получает больше, чем он просил. Чтобы тоже сделать что-нибудь со своей стороны, чтобы порадовать его, я словил прекрасную бабочку с причудливым синим узором на крыльях, и я произнёс латинское слово, чтобы дать ему понять, что я знаю этот зоологический вид. Это слово я сейчас не помню и, более того, это было всего лишь латинским словом в сновидении, т. е. бессмысленным. Но он явно понял моё благое намерение, и, указывая на чудесный узор на крыльях, он сказал что-то о «плазмодик» или подобное слово, точно такое же бессмысленное, как и моё название вида. Но в сновидении, связи между словом и его смыслом совершенно другие, и человек может извлекать разумное значение из бессмысленных слов, и также обмениваться мыслями вообще без слов; и я очень хорошо знал во время сновидения и также по пробуждении, что мой отец хотел заставить меня подумать о способе, каким был образован узор этой бабочки.
Затем я проснулся, и мне понадобилось много времени, чтобы полностью осознать, что мой отец был мёртв. И это осознание внезапно поразило меня, как холодный душ, заставило меня дрожать с головы до ног.
Первые часы после пробуждения я был уверен, что это именно он общался со мною, что он чувствовал угрызения совести за свой гнев на меня в последние моменты своей жизни, и поэтому плакал и был со мною необычайно нежен. Я также считал его указывание на орнамент на крыльях бабочки важным и полным значения, хотя ещё и не вполне ясным для меня.
Но впечатления дня так отличаются от впечатлений ночи, они столь враждебны друг другу, что они по очереди пытаются заместить друг друга настолько, насколько это возможно, как если бы человек по очереди был в компании искреннего верующего и атеиста, страстного поэта и чёрствого обывателя, щедрого и скупого. Каким бы твёрдым по характеру ни был человек, он подвергается этому влиянию. Даже когда я погружаюсь в сон, я не могу понять приближающийся переход, и только следующим утром, я вновь понимаю, как всё произошло, и удивляюсь, что я мог сомневаться и забыть это, точно так же, как мы в очередной раз видим лицо любимого человека и удивляемся, что его образ в нашей памяти мог так сильно угаснуть.
ГЛАВА 5
НЕВЕСТА ИЗ СНОВИДЕНИЯ
Это, и в самом деле, была она! Это было на длинной улице, по обеим сторонам которой