Карл Проффер и Владимир Набоков

К истории диалога

Я ни разу не встречался с Профферами в Советском Союзе в 1970-е годы, но точно знаю, что некоторые из изданий «Ардиса», провезенных ими через границу, побывали у меня в руках. Тогда я несколько раз в год приезжал в Москву и обычно заходил к Льву Зиновьевичу Копелеву и Раисе Давыдовне Орловой, которые щедро делились со мной разными самиздатскими и тамиздатскими новинками. Году в 1977 или 1978-м Раиса Давыдовна выяснила, что я плохо знаю и потому (а также по глупости) невысоко ценю Набокова, и дала мне только что вышедшую розовую ардисовскую «Лолиту» вместе с книгой Карла Проффера «Ключи к „Лолите“» (1968). С параллельного чтения «Лолиты» и захватывающих, остроумных «Ключей» и началось мое увлечение Набоковым[609]. С тех пор я много раз перечитывал книгу Проффера, использовал многие наблюдения из нее в собственных комментариях к русской «Лолите» и считаю, что она незаслуженно списана со счетов современными исследователями Набокова.

Несомненно, на репутацию «Ключей» не лучшим образом повлиял выход в 1970 году более обстоятельного и систематичного комментария к «Лолите» Алфреда Аппеля – комментария, который переиздается вместе с романом и по сей день. Сам Аппель в предисловии к своей работе отдал должное предшественнику. «Два очарованных охотника, мы с мистером Проффером, работая независимо друг от друга, пришли к сходным результатам, и я везде, за исключением самоочевидных случаев, старался указать, где он меня опередил», – писал он в предисловии[610]. Между тем Аппель включил в свой комментарий далеко не все прозорливые наблюдения Проффера. Например, он никак не прокомментировал письмо-признание в любви Шарлотты Гумберту Гумберту, хотя, по интереснейшему предположению Проффера, впоследствии развитому в специальной статье Присциллы Мейер, в нем можно видеть «безумную травестию» («a wild travesty») письма Татьяны Онегину[611].

Противопоставляя «Ключи к „Лолите“» «катастрофически неаккуратным и серьезно неуравновешенным» работам своего главного супостата Эндрю Филда, биограф Набокова Брайан Бойд заметил, что книга Проффера отличается живостью, скромностью и, по признанию самого автора, носит предварительный характер[612]. Это, конечно, комплимент, но комплимент, по-моему, недостаточный, потому что многие соображения Проффера касательно поэтики Набокова носили отнюдь не предварительный, а основополагающий характер и были впоследствии многократно повторены (не всегда с надлежащими ссылками) десятками исследователей, не исключая и Б. Бойда. Правда, в предисловии к «Ключам» Проффер уведомлял читателей, что его книга не предлагает интерпретацию «Лолиты», но тут же добавлял, что она представляет собой серьезный «экзегетический опыт пристального чтения, предлагаемый как введение в сферы, скрытые за раздвижными панелями в набоковских потайных комнатах и в ящичках с двойным дном»[613].

На мой взгляд, исследование Проффера – это действительно хорошее введение в поэтику Набокова, выявляющее и объясняющее три ее главных аспекта – так сказать, три кита, на которых покоится набоковский художественный мир.

Во-первых, Проффер замечательно показал, какое значение для «Лолиты» имеют многочисленные литературные аллюзии. Без Гугла и прочих поисковых систем он выявил более сотни важнейших подтекстов романа у Эдгара По, Проспера Мериме, Джеймса Джойса, Роберта Браунинга, Артюра Рембо, Мориса Метерлинка, Пушкина и многих других авторов. В тех случаях, когда аллюзия осталась для него неясной, он честно говорит об этом, как бы приглашая читателя присоединиться к нему в увлекательной литературной охоте и попытаться продолжить его поиски. Приведу только один пример. Разыскивая следы похитителя Лолиты в 342 гостиничных книгах, Гумберт Гумберт недоумевает:

Who was «Johnny Randall, Ramble, Ohio»? Or was he a real person who just happened to write a hand similar to «N. S. Aristoff, Catagela, NY»? What was the sting in «Catagela»?[614]

[Букв. перевод: Кто был «Джонни Рэндел, Рембл, Огайо»? Или это был реальный человек, чей почерк случайно совпал с почерком некоего «Н. С. Аристоффа» родом из Катагелы, штат Нью-Йорк? В чем было жало «Катагелы»?]

Проффер блистательно решил загадку «Н. С. Аристоффа» из Катагелы, распознав аллюзию на Аристофана и его комедию «Ахарняне», в которой название сицилийского города Гела каламбурно превращено в Катагелу (от «издеваться над кем-то», «высмеивать»). Однако «Джонни Рэндел» поставил его в тупик:

Эта аллюзия – крепкий орешек; возможно, она отсылает к литературно-публицистическому журналу Сэмюэля Джонсона «The Rambler» («Бездельник»), где он печатал главным образом свои собственные произведения. Вероятна также отсылка к непристойной балладе «Лорд Рэндел»[615].

Сам Набоков не пожелал помочь своим комментаторам, сообщив в письме Альфреду Аппелю, что Джонни Рэнделл – это реальное лицо[616]. Однако сейчас с помощью Гугла нетрудно установить, что писатель лукавил и что Проффер был очень близок к решению загадки. Набоков действительно имел в виду балладу, но только не старинную английскую (и, кстати, вполне пристойную) – диалог умирающего молодого лорда Рэндела, отравленного своей возлюбленной, с матерью, которую он просит в последний раз постелить ему постель[617],– a ее более поздний американский вариант. По сообщениям американских фольклористов, в Колорадо герой баллады носит имя «Джонни Рэндел», а в Огайо – «Джонни Рембл»[618], так что запись в гостиничном журнале оказывается элегантным историко-литературным ребусом, отсылающим к обеим региональным версиям баллады и намекающим на неожиданную смерть героя или героини.

Во-вторых, Проффер одним из первых обратил должное внимание на цепочки мотивных перекличек, так называемые patterns, составляющие основу набоковской поэтики. В начале посвященной им второй главы книги он пишет:

…«Лолита» отчасти является детективом. Набоков вводит и прячет в тексте ключи к разгадке тайны с мастерством, превосходящим Агату Кристи или Мориса Леблана (писателей, на которых есть ссылки в повествовании). <…> Перечитывая роман, пристыженный читатель заметит цепочку подсказок, которые он пропустил при первом чтении. В некоторых – наиболее очевидных – случаях он удивится собственной первоначальной слепоте, в других – более изощренных – восхитится набоковской изобретательностью или интуицией и теми жесткими требованиями, которые мы должны выполнить, чтобы полностью понять текст[619].

Безусловно, в «Лолите», как и во всех своих романах и рассказах, написанных от лица «ненадежного» рассказчика, Набоков играет с конвенциями детектива, но главная загадка текста у него касается отнюдь не личности убийцы, а стратегий, мотивировок и пространственно-временной позиции самого