В сообщениях телеграфных агентств многое кажется придуманным Набоковым или для Набокова. Так, имена девочки и ее похитителя – Салли и Ласаль – образуют эвфоническую пару, которая звучит так, словно ее придумал двуязычный остряк, подвергший каламбурному обыгрыванию французское прилагательное sal («грязный» или «гнусный»). Некоторые газеты называют Салли «child-bride» («невеста-дитя», «невеста-ребенок», «малолетняя невеста»), что не может не вызвать ассоциацию с центральным подтекстом «Лолиты» – стихотворением Эдгара По «Аннабел Ли», оплакивающем такую же child-bride самого поэта, которой было тринадцать лет, когда он на ней женился. Последовательность событий, некоторые черты внешности Салли и Ласаля, маршрут их поездки по Америке, психологические мотивировки поступков – все это находит соответствие во второй части «Лолиты».

В английской версии статьи для доказательства моей гипотезы я привел без комментариев большие фрагменты газетных сообщений, которые говорили сами за себя[567]. В переводе на русский язык, однако, целый ряд словесных совпадений неизбежно пропадает, и потому я решил ограничиться общей сводкой.

Газетная информация, доступная Набокову, в общем и целом складывается в следующую картину.

Одиннадцатилетняя Флоренс (Салли) Хорнер, миловидная пухленькая (chubby, plump) девочка с русыми (как у Лолиты) волосами жила в городе Кэмден, штат Нью-Джерси, с овдовевшей (как Шарлотта Гейз) матерью.

13 июня 1948 года она украла в магазине пятицентовую тетрадку, проходя обряд посвящения в какое-то вожделенное школьное общество. На ее беду, кражу видел Фрэнк Ласаль, механик по профессии, пятидесятилетний педофил «с ястребиным профилем» и хорошими манерами, недавно выпущенный из тюрьмы, где он отбывал наказание за совращение несовершеннолетних. Назвавшись агентом ФБР, Ласаль пригрозил девочке позором, арестом и отправкой в исправительный дом для малолетних преступников, если она не согласится выполнять его приказы. Испуганная до полусмерти, Салли поверила ему, через день под благовидным предлогом ушла из дома и отправилась к Ласалю, который увез ее на машине сначала в Атлантик-Сити, а потом в Балтимор. В первую же неделю Ласаль принудил девочку к сексуальным отношениям, и она оставалась его любовницей почти до самого конца их совместной жизни. Себя он выдавал за отца Салли, которой он внушил, что ее сурово накажут как воровку и соучастницу сексуальных преступлений, если она разоблачит обман. В 1949 году Ласаль поехал в Даллас, где Салли пошла в школу и, в конце концов, поделилась своей тайной с более опытной подругой (как Лолита с Моной Даль). Та сказала ей, что Салли поступает дурно, посоветовала прекратить сексуальную связь с педофилом и сообщить о нем в полицию. После этого Ласаль увез девочку в Сан-Хосе (Калифорния), откуда она смогла дозвониться до сестры и попросила ее прислать за ней агентов ФБР. Ласаль был немедленно арестован; ему предъявили обвинение в нарушении федерального закона Манна (Mann Act), который запрещает перевозку женщин через границы штатов с аморальными целями (он упомянут в первой же главе второй части «Лолиты»), и отправили в Кэмден. Там он предстал перед судьей и неожиданно для всех признал себя полностью виновным. Журналистам показалось, что он «испытывает угрызения совести и напуган» («conscience stricken and in fright»). В результате дело не рассматривалось судом присяжных, а судья приговорил Ласаля к тюремному заключению на срок от 30 до 35 лет.

В сюжете второй части «Лолиты» нельзя не заметить целый ряд параллелей к истории Ласаля и Салли Хорнер. Гумберт принуждает Лолиту к сексуальным отношениям и отправляется с ней на автомобиле через весь американский континент, с востока на запад. Он выдает себя за ее отца, угрозами и шантажом заставляя девочку поддерживать эту ложь. Подобно Ласалю, Г. Г. терроризирует свою жертву, «вдалбливая ей», что в случае ареста ей «предложен будет выбор между несколькими обиталищами, в общем довольно между собой схожими; дисциплинарную школу, исправительное заведение, приют для беспризорных подростков…» [Амер II: 186]. Через год они надолго останавливаются в Бердслее, где Лолита ходит в школу; там она делится с более опытной подругой своей тайной и получает от нее какие-то важные советы, причем Гумберт подозревает, что Лолита, по наущению Моны Даль, собирается его «выдать полиции без того, чтобы самой понести кару» [Амер II: 251], как это удалось сделать Салли. После ужасной ссоры, когда повзрослевшая и поумневшая Лолита обвиняет Гумберта в том, что он «несколько раз пытался растлить ее» [Амер II: 252] еще в бытность жильцом у матери, она убегает из дома и кому-то звонит из телефонной будки – по версии Г. Г., Клэру Куильти – явно с просьбой о помощи, подобно тому, как Салли звонила сестре. Заявляя в последней главе романа, что он бы «приговорил себя к тридцати пяти годам тюрьмы за растление и оправдал бы себя в остальном» [Амер II: 375], Гумберт точно повторяет приговор, вынесенный Фрэнку Ласалю.

Кроме упоминания в главе 33 второй части, роман содержит несколько других отсылок к истории Ласаля и Салли Хорнер. Все они, за исключением одной, точечны и малозаметны. Так, в предисловии к «Исповеди Светлокожего Вдовца» Джон Рэй называет Г. Г. «ярким примером нравственной проказы» [Амер II: 13] (ср. в оригинале: «a shining example of moral leprosy» [AL: 5]), вторя словам кэмденского прокурора, обращенным к Ласалю на суде[568]. В самом начале главы 15 второй части Гумберт замечает, что он «не ахти как много» смыслит в механике [Амер II: 255] (в оригинале: «not very mechanically minded» [AL: 208]), в чем можно увидеть намек на профессию Ласаля. «Флорентийские ладони» и «флорентийские грудки» Лолиты вызывают ассоциацию не только с Ботичелли, но и с полным именем Салли – Флоренс.

В одном случае Набоков допускает анахронизм, заставляя своего героя цитировать и парафразировать газетные сообщения о деле Ласаля за три года до их появления. Объясняя Лолите, что получится, если она, «малолеточка, обвиненная в совращении взрослого под кровом добропорядочной гостиницы, обратилась бы в полицию с жалобой на то, что я тебя умыкнул и изнасиловал», Гумберт говорит ей:

Еще на днях мы с тобой читали в газете какую-то белиберду о каком-то нарушителе нравственности, который признался, что преступил закон, проведенный Манном, и перевез прехорошенькую девятилетнюю девочку из штата в штат с безнравственной целью, – не знаю, что он под этим подразумевал. Долорес, душка моя! Тебе не девять, а скоро тринадцать, и я бы не советовал тебе видеть в себе маленькую белую рабыню <…> Я твой отец, и я говорю человеческим языком, и я люблю тебя [Амер II: 186].

Ср. в оригинале:

Only the other day we read in the newspapers some bunkum about a middle-aged morals offender who pleaded guilty to the violation of the Mann Act and to transporting a nine-year-old girl across state lines for immoral purposes, whatever these are. Dolores