Думаю, Бунин должен был узнать в «Даре» свою мысль, но только очищенную от церковной оболочки, проведенную через большой роман и усложненную метафизическими импликациями, и понять «апроприацию» как покушение на его родительский авторитет. Если в фольклоре бой отца с сыном, как правило, заканчивается победой первого, то в истории литературы чаще встречается противоположный исход, и это, надо полагать, Бунина беспокоило. Его бранчливые отзывы о «Даре» тогда можно объяснить как попытку сделать вид, что никакого боя с Набоковым он не ведет и вести не может: кто же станет всерьез принимать «словоблудие сумасшедшего», похожего на толстовского Ипполита?

Пять заметок о рассказе Набокова «Весна в Фиальте»

1. Прототипы

В статьях о «Весне в Фиальте» (далее – ВФ) часто можно встретить ошибочные утверждения, будто в рассказе отразилась любовная связь Набокова с Ириной Гуаданини, которую считают прототипом Нины. Как превыспренно выразился Г. А. Барабтарло, ВФ – это повесть, основанная «на весьма личной и мучительной пяди зыбучего песка» и «современная тому самому происшествию, запал которого, вероятно, и привел в движение механизм фабулы»[393]. Между тем известно, что роман Набокова с Гуаданини начался в январе 1937 года, а ВФ написана девятью месяцами раньше, в апреле 1936-го[394]. Недоразумение есть следствие того, что в рассказе действительно имеется отголосок одного биографического факта, замеченный зоркими исследователями[395]. О первом женихе Нины, героини ВФ, в рассказе говорится: «…боевой офицер из аккуратных <…> теперь работает инженером в какой-то очень далекой тропической стране, куда за ним она не последовала» [IV: 565][396]. По сути дела, здесь изложена история брака Ирины Гуаданини: ee муж, в прошлом офицер, а затем инженер, уехал на работу в Бельгийское Конго, а Ирина осталась в Париже. Чарльз Никол называет это совпадение «необычайным и подозрительным» («extraodinary and suspicious»)[397], хотя, на мой взгляд, оно объясняется довольно просто.

По всей вероятности, Набоков познакомился с Ириной на ужине у ее матери, В. Е. Кокошкиной, в Париже 21 февраля 1936 года. В письме к жене с почтовым штемпелем «21 февраля» он пишет: «Сегодня буду у Ходасевича, а вечером у Кокошкиной». Некоторыми впечатлениями об этом суаре Набоков делится в письме со штемпелем «24 февраля», где он в частности замечает: «У Кокошкиных я встретил читательниц замечательных, вот для кого стоит писать»[398]. Очень возможно, что одной из «замечательных читательниц» и была Ирина, сумевшая своими восторгами заинтересовать тщеславного Набокова, который, естественно, навел справки о ней и ее прошлом. Однако никакого продолжения их знакомство тогда не имело, потому что Набоков вскоре (28 февраля) уехал из Парижа в Берлин. То обстоятельство, что в ВФ, написанной два месяца спустя, он использовал один факт из жизни своей новой знакомой, свидетельствует как раз о том, что никаких отношений между ними тогда не было: иначе Набоков, конечно же, не стал бы наделять легкомысленную и безотказную героиню узнаваемыми чертами своей тайной пассии. Его самого беспокоила опасность узнавания совсем других прототипов рассказа. В письме Зинаиде Шаховской он просил ее не верить сплетне, будто бы в ВФ он изобразил своего кузена Николая (Нику) Набокова и его жену Наталью, родную сестру Шаховской:

…я встревожен дурацкой сплетней, которая дошла до меня, – будто я в «Весне в Фиальте» вывел Нику и Наташу. По существу это, разумеется, совершенно нелепо (вы-то хорошо знаете, что я чистейшей воды выдумщик и никого не сую в свои вещи), но мне противно, что это могут раздуть – потому очень прошу вас, если сплетня дойдет до вас, опровергнуть ее моим же возмущением. Добро бы в Фердинанде моем вздумали искать автора, а так ведь вовсе бессмысленно, даром, что никакого, конечно, сходства личного с Н<абоков>ыми нет[399].

Мы не знаем, существовала ли на самом деле «дурацкая сплетня» или Набоков решил заранее дезавуировать возможные подозрения, которые, как он опасался, могли возникнуть у Шаховской и ее родственников. Следовательно, если уж искать прототипы главных героев ВФ (что на самом деле совсем необязательно), то в первую очередь нужно обратить внимание на Николая и Наталью Набоковых (они разошлись в 1938 или 1939 году)[400].

Любопытно, что в самой ВФ, по наблюдению О. Лекманова[401], есть скрытый намек на родство рассказчика и автора. Рассказчик знакомится с Ниной зимой в гостях у его тетки, в ее «лужском имении», «первым знаком приближения» к которому был «красный амбар посреди белого поля» [IV: 565]. Как заметил Лекманов, точно такой же красный амбар упоминается в «Других берегах», где описывается зимняя Выра, лужское имение Набоковых: «…все было ново и весело – и валенки, и снеговики, и гигантские синие сосульки, свисающие с крыши красного амбара» [V: 201]. Зная об этом совпадении деталей, мы можем заключить, что рассказчик ВФ знакомится с Ниной в имении родителей Набокова и, следовательно, приходится ему двоюродным братом, как Николай Набоков[402].

2. Имена персонажей

По мнению Г. Барабтарло, «имя самого повествователя, Василий, связано с именем сочинителя (его святой, князь Владимир, был назван Василием в крещении, что Набоков должен был отлично знать)»[403]. На мой взгляд, однако, полезнее вспомнить не крещение князя Владимира (которое никакого отношения к ВФ и вообще к Набокову не имеет[404]), а других Василиев из набоковских рассказов того же времени – Василия Ивановича из «Набора» и его полного тезку из «Облака, озера, башни». Оба они не аватары автора, а его создания или, как шутил Набоков, galley slaves, которых он впускает в свое пространство-время: с первым из них автор сидит рядом на скамейке, второй приходит к нему после кошмара «увеселительной поездки», умоляет «отпустить», говорит, что «сил больше нет быть человеком», и получает «вольную». Существенное отличие героя ВФ от двух его тезок состоит в том, что он является рассказчиком, но это не только не способствует его отождествлению с автором, но, напротив, заставляет их различать, ибо все герои-рассказчики у Набокова, начиная с «Соглядатая», ненадежны (unreliable) и не тождественны невидимому или замаскированному автору. Как заметил А. К. Жолковский, хотя рассказчик ВФ сближен с автором «интеллектуальной изощренностью и виртуозным слогом», в то же время он наделен «сюжетной уязвимостью и, хуже того, наивностью в вопросах эстетики» и потому является «ограниченным и ненадежным свидетелем, объектом всевидящей авторской иронии»[405].

Имя героя в рассказе дается только в уменьшительно-ласкательной форме: дважды Нина называет его Васенькой [IV: 565, 578]. В русской литературе первого ряда есть, кажется, лишь один персонаж, которого тоже зовут тем же уменьшительным именем – Васенька Весловский у Толстого в «Анне Карениной». Добродушный и беспечный бонвиван, он приезжает в имение к Левину, где волочится и за беременной