Но как немца по духу его мучает вопрос, как цивилизованная Германия в сжатые сроки рухнула в пучину дикого варварства:

Почти во все времена существовала идея возгорания от небольшой искры. Расовая идея, антисемитизм, коммунистическая идея, национал-социалистическая, вера, атеизм – любая идея. Как это происходит, что одна из идей охватывает целое поколение и доминирует? Если бы я прочел «Миф» Розенберга при его появлении в 1930 году, я бы, конечно, расценил его как искру, как безумный продукт заблуждения отдельного человека, небольшой группы неуравновешенных людей. Я никогда бы не поверил, что может разгореться пламя,– разгореться в Германии[13].

<…>

Я не могу больше верить в абсолютную немецкую сущность национал-социализма; это немецкий доморощенный продукт, карцинома на немецком теле, разновидность рака[14].

Но, с другой стороны, фактом является и то, что при очередном крутом повороте истории вчерашние соседи мгновенно становятся врагами. Это блестяще показано в фильме классика советского кино Бориса Барнета «Окраина». (В данном фильме рассматривается Первая мировая война, над своими впечатлениями о которой размышляет и В. Клемперер.) В атмосфере патриотической эйфории уходят на фронт эшелоны и до полусмерти избивают военнопленного. Барнет сотворил визуальный образ советского исторического канона. Этот канон заведомо мифологический, не соответствующий суровой действительности. Но зато он создал уникальный киноязык, который разобрали на цитаты все последующие кинематографисты как в отечестве нашем, так и за его пределами.

Да, позорное дело Дрейфуса во Франции – суровая реальность. Но там в защиту оклеветанного офицера во весь рост встал подлинный интеллигент Эмиль Золя. Ровно так же, как в России против кровавого навета в адрес Бейлиса выступил Владимир Галактионович Короленко. На этой же позиции стояла православная академия Санкт-Петербурга.

При чтении «Мифа (XX века)» мне пришла в голову мысль, что теория крови – «Мифы крови» и т. д.– это нечто совершенно другое по сравнению со старыми выражениями о родной крови, моей плоти и крови, принцем крови и т. д.; не сводится ли национал-социалистическая теория буквально к жажде крови, от которой эти люди буквально опьянели в мировую войну, потому [и сейчас] все они тем или иным образом пьяны, неуравновешенны, одержимы, страдают опасным бредом. Обратить внимание в «Мифе» (с. 87): «…расово обусловленный тип = подсознательный тип мышления, так же как в породе животных, но в такой утрированной форме, как здесь, воспринимается по-новому». Здесь настолько гипертрофировано понятие «раса», что издатель не почувствовал повторения одного и того же слова. Нужно учитывать, кода слово обретает новый смысл[15].

Клемперер свято верил в волнорез по имени Культура, который способен в конечном итоге погасить любые мракобесные цунами. И он дождался закономерной гибели «тысячелетнего» рейха. Казалось бы, завершение войны поставило точку в этом грозном вопросе. Но не тут-то было. Ныне во всем так называемом цивилизованном мире наблюдается «правый поворот», выраженный в росте влияния правых партий и движений, сопровождающийся всплеском антисемитизма. А этнические и религиозные чистки в Сирии декабря 2024 года стали повсеместной практикой. Насилие значительно обострилось в марте 2025-го. Единственной гарантией безопасности стало существование Израиля – государства, которое прозревал Герцль. Кто же прав в этом тысячелетнем споре: сторонники позитивной аккультурации или сохранения национального единства? Да и может ли быть в этом вопросе одно-единственное верное решение для всех людей? Ведь они так по-разному чувствуют историю.

Глава 5

Отец и сын Эйдельманы

Судьба подарила мне роскошь непосредственного общения с замечательным историком и литератором Натаном Яковлевичем Эйдельманом. Он обладал врожденным ощущением духа истории. А какой это был лектор! Мои ученики, которым сегодня под шестьдесят, до сих пор дословно помнят его выступления в нашей школе. Его совет прибегать к медленному чтению, в противовес входившему тогда в моду скорочтению, они пронесли через всю жизнь.

В тот период, когда мы познакомились, я размышлял над диссертацией. И Натан Яковлевич дал мне веселый совет: «Диссертацию надо писать не так, как ходишь на работу, а как ездишь в отпуск – весело и задорно». Его диссертация «Герцен против самодержавия» читается как детектив. Увы, этому выдающемуся историку так и не дали тогда защитить докторскую диссертацию скучные люди из ученого совета.

Кроме того, Натан Яковлевич был великолепным популяризатором. Он не считал, что история существует для историков. Его книги «Лунин», «Пушкин и декабристы», «Вьеварум» и другие до сих пор являются для меня настольными.

Кем же ощущал себя Натан Яковлевич Эйдельман? Ответ очевиден: российским историком. И свободно плавал в этом материале. Иное дело его отец – Яков Наумович Эйдельман.

Яков Наумович был родом из Житомира. Его мама знала пять языков, происходила из хасидского рода, а отец держал магазин. Когда Яков учился в гимназии, в ней преподавал учитель истории, который позволял себе отпускать на уроках антисемитские шутки. Однажды Яков не выдержал и ударил его. Его исключили с волчьим билетом, искала полиция, и он уехал к родственникам в Царство Польское.

Какое-то время Яков Эйдельман провел в Варшаве, потом переехал в Киев, где он и встретил свою будущую супругу Марию в театральном кружке, который вели ученики Вахтангова из театра «Габима».

В 1920-е годы Яков занялся журналистикой и переехал в Москву, работал театральным и литературным рецензентом.

Яков Эйдельман храбро воевал в Первую мировую войну и потом в Великую Отечественную. В 1944 году отказался от ордена Богдана Хмельницкого, потому что тот уничтожил слишком много евреев.

В 1950 году Яков Эйдельман был репрессирован и находился в лагере. Он был обвинен в еврейском национализме, но на самом деле он просто посмеялся над пьесой Софронова, где корова нашла и разоблачила шпиона. В заключении Яков Эйдельман пробыл до 1954 года.

Очевидно, что гуманитарные наклонности и способности Натан Яковлевич унаследовал от своего отца. Но какое разное национальное мировосприятие у отца и сына!

Мне неведомы их мировоззренческие взаимоотношения. Осуждал ли отец сына за приверженность к русской истории? Или примирился с его выбором? Но как бы там ни было, оба они внесли свой несомненный вклад в культуру. Каждый свой, в меру отведенного ему таланта.

И еще одно. В «Балладе о детстве» В. С. Высоцкого нахожу:

Эх, Гиська, мы одна семья, вы тоже пострадавшие…

Вы тоже – пострадавшие, а значит – обрусевшие.

Мои – без вести павшие,

Твои – безвинно севшие.

У каждого народа свои страдания. Общие страдания сближают. Так случилось, что евреи и россияне, включая этнических русских и другие народы, проживавшие на