Хотя нельзя сказать, что монголы не предпринимали таких попыток. В частности, свидетельством таких попыток были периодически предпринимавшиеся общемонгольскими каганами переписи населения. Поэтому в период расцвета единой империи монголы использовали мусульманскую административную систему как своего рода промежуточный вариант для управления зависимыми территориями, населёнными в основном мусульманами. Чаще всего на своих местах сохранялась прежняя администрация, так было и при завоевании Средней Азии и при взятии Багдада войсками Хулагу.

Нельзя не отметить, что важным преимуществом мусульманской административной системы по сравнению с китайской был более простой характер её применения и адаптации к различным условиям. Она не требовала такой разветвлённой системы чиновничества, такой регламентации жизни государства и общества, как в Китае. Соответственно, она была сравнительно проста для понимания монгольской элитой, осуществлявшей политическое управление государством. В то же время мусульманская администрация вполне удовлетворяла требованиям эффективного управления восточным государством имперского типа, когда власть концентрируется в руках того или иного политического деятеля или системы. По крайней мере, она была способна обеспечить сбор налогов в размерах, необходимых для удовлетворения потребностей монгольского государства.

При этом, кроме Хорезма, нигде на зависимых от улуса Джучи оседлых территориях не существовало другой административной системы, которую они могли бы заимствовать и использовать в своих интересах и которая была бы способна обслуживать интересы имперского государства. Ни у аланов, ни у булгар, ни в русских княжествах не было администрации, соответствующей потребностям централизованного государства. Кроме того, хорезмийцы начали служить Джучидам ещё до завоевания ими причерноморских степей и наверняка успели занять ключевые позиции в их системе управления.

Влияние мусульман из Средней Азии наверняка стало важной причиной первоначально принятия ислама Джучидом Берке, братом Бату-хана, а затем и его широкого распространения в масштабах всего государства. Существует свидетельство о том, что Берке принял ислам в Бухаре, во время своего возвращения из похода в Монголию, когда по поручению Бату-хана он поддерживал избрание Менгу на должность кагана. «Проходя мимо Бухары, он (Берке) сошёлся с шейхом Шемседдином Эльбахезри, одним из последователей «главы аскетизма» Неджмеддина Кубра. Прекрасно повлияла на него речь Эльбахезри и он принял ислам из рук его»[564]. Хотя, как и в других монгольских государствах, в улусе Джучи вопрос о религиозной ориентации правящей верхушки долгое время был открыт.

Для Джучидов это была очень непростая ситуация. Так, к примеру, сын и наследник Бату-хана Сартак был христианином несторианского толка. Рубрук писал про него: «Что касается до Сартаха, то я не знаю, верует ли он во Христа или нет. Знаю только, что христианином он не хочет называться, а скорее, как мне кажется, осмеивает христиан. Именно он живёт на пути христиан, то есть Русских, Валахов, булгаров Малой Булгарин, Солдайнов и Керкисов и Аланов, которые все проезжают через его область, когда едут ко двору отца его, привозя ему подарки; отсюда он тем более ценит христиан»[565]. В то же время среди приближённых Сартака тот же Рубрук упоминал христианских священников несторианского толка и говорил, что в Сарае, на западном берегу Волги, сын Бату приказал построить церковь. Согласно же сочинению Джузджани Сартак в ответ на послание своего дяди Берке заявил: «Ты мусульманин, я же держусь веры христианской: видеть лицо мусульманское для меня несчастье»[566]. Такое утверждение мусульманского автора явно преследовало идеологические цели и целиком остаётся на его совести. Тем не менее оно в некоторой степени отражает наличие в улусе Джучи определённых противоречий в религиозной сфере.

Очевидно, что и для мусульман и для христиан было небезразлично, какую религиозную ориентацию выберут в итоге хозяева самого могущественного государства в Восточной Европе. Однако случай с принятием Берке ислама остался только эпизодом. Его преемник Менгу-Тимур, как и другие ханы улуса Джучи, вплоть до начала XIV века продолжал оставаться приверженцем традиционного степного тенгрианства. Скорее можно сказать, что Джучиды в целом были веротерпимы и в некоторой степени открыты для проповедничества представителей той или иной религии. Но всё же доминирование среднеазиатских мусульман в системе управления и их же преобладание среди населения основных степных городов улуса Джучи не могло не оказать влияния на окончательный выбор в вопросе религии, сделанный, в конце концов, в этом монгольском государстве.

Характерно, что мусульмане также сыграли важную роль в процессе адаптации китайской управленческой традиции к конкретным условиям вновь завоёванных территорий. В частности, если при кагане Угедее на территории Китая активно проводилась политика восстановления китайской системы управления и налогообложения, то после его смерти при дворе его вдовы Туракин-хатун усиливается влияние мусульманских чиновников. Ещё при жизни Угедея некий бывший купец Абдурахман получает право на откуп налогов по всей завоёванной монголами территории Северного Китая. При Туракин, которая играла роль регента до избрания нового кагана, Абдурахман стал во главе всего финансового ведомства. После чего откупная система широко распространилась по всей Монгольской империи. Надо отметить, что право на откуп сбора налогов с той или иной территории является важной частью обычной для мусульманских государств практики управления ими. В самом общем смысле государство получало определённую сумму от откупщика, который затем собирал в счёт заплаченных денег налоги с переданной ему территории.

Главное противоречие откупной системы с китайской традицией заключалось в том, что нарушалась целостность всей системы управления государством. Каждый откупщик действовал по собственному усмотрению и его действия могли привести в том числе и к полному разорению переданной ему в управление территории. Кроме того, в таком случае резко снижалось значение китайской бюрократии в жизни государства и общества. Потому что в условиях откупной системы теряла смысл обычная для Китая продуманная система регламентации общественно-экономической жизни. Её регулирование как раз и осуществлялось чиновничьим аппаратом. Помимо этого, произвол, который был неизбежным следствием откупной системы, нарушал принципы важных для китайского общества конфуцианских установок. Последние были ориентированы на достижение относительной гармонии в обществе, в том числе и в отношениях между властью и обществом.

Стоит отметить, что известный случай передачи территорий в Северном Китае в распоряжение перешедшим на сторону монголов бывшим цзиньским военачальникам не противоречил китайской традиции. В отличие от передачи территорий в откуп мусульманским чиновникам. Потому что каждое владение бывших цзиньских командиров было маленькой копией общей китайской системы с сохранением всех правил его обычной организации. Поэтому создание из таких владений нового государства с китайской бюрократической традицией было логичным шагом. Пусть даже такое государство находилось под властью монголов. Главное заключалось в правилах государственного управления. Это отвечало интересам китайской бюрократии, которая в данном случае