— Можно? — шепчу я. — Ты не обязан.

— Конечно, — соглашается он и наклоняется ко мне поближе. — Ты правда думала, что я буду против того, чтобы заявить о своих правах на тебя перед всем миром? — Я поднимаю на него взгляд, покраснев. — Ты моя. И все могут об этом знать. — Он подмигивает мне.

— Нельзя говорить такие милые вещи. Теперь я буду выглядеть так, будто прохожу кастинг на роль лица месяца по борьбе с солнечными ожогами, — игриво ворчу я и похлопываю себя по щекам, надеясь, что краснота спадет, пока мы найдем местечко перед декорациями и примем милую позу.

— Три, два, один, улыбнитесь, — Ральф отсчитывает секунды, пока его вспышка мгновенно не ослепляет меня. — Ой, прости. Виноват! — Он делает еще один снимок без вспышки и опускает камеру.

— Пришли мне лучший вариант, — говорю я ему с подмигиванием, и он показывает мне большой палец.

— Конечно, Ник.

— Мне все же интересно, — говорю я, стараясь выглядеть совершенно невинно, замечая, как Генри скрывает улыбку за рукой рядом со мной. — Рада тебя видеть, конечно, но что привело тебя сюда?

— Знаешь, ходят слухи, что это место стоит посетить. Они даже не просили за это денег. Не знаю, в чем дело, но я решил рискнуть. А теперь я встретил тебя, так что, по-моему, слухи оказались не так уж и плохи.

— Я так понимаю, ты не один такой? — Я поднимаю бровь, и он быстро кивает.

— Я видел еще пятерых. Полагаю, ты снова в центре внимания, — говорит он с улыбкой, и я глубоко вздыхаю.

Я поговорила со своим бывшим PR-агентством, и, хотя они тоже не могут предсказать будущее, но уверены, что я смогу пережить любое публичное внимание, продолжая жить нормальной и — как выразилась женщина, с которой я разговаривала, — «крайне скучной» жизнью.

Она сказала, что, когда папарацци не смогут найти меня за чем-то интересным, они оставят меня в покое, и даже мои новые отношения в какой-то момент станут забытыми.

И, по-видимому, мне придется на собственном горьком опыте убедиться, правда ли это. Мы с Генри переглядываемся. Это означает, что наш план работает, хотя мы еще даже ничего не сделали.

Но тут мое внимание привлекает еще что-то.

— О нет, — шепчу я, и у меня сжимается желудок, когда я смотрю мимо Ральфа и замечаю своих «доноров» яйцеклетки и спермы. На их лицах знакомое выражение: самодовольное, лощеное и сияющее от снисходительности. Они прогуливаются мимо киосков, словно они слишком хороши, чтобы дышать одним воздухом с остальными. Их носы задраны высоко, вероятно, они ворчат, что запах теплого яблочного сидра лично оскорбляет их. Их напряженная мимика кричит: «Мы не принадлежим этому месту».

— Ральф, нам пора, — говорю я и уже дергаю Генри за рукав. — Увидимся.

Генри тянет нас с Дженсеном за киоск, прижимая меня спиной к массивному дереву, пока Дженсен с любопытством обнюхивает траву.

— Знаешь, мне начинает нравиться вся эта атмосфера пряток, — шепчет он, его лицо находится всего в нескольких сантиметрах от моего.

— Спасибо, — шепчу я и обхватываю его шею руками. — ы здесь, и мне гораздо легче со всем этим справиться.

— Я хочу угодить, — бормочет он, и когда его губы находят мои, я напрочь забываю о том дерьме, что происходит вокруг. Я могу думать только о вкусе карамели на его языке, о его запахе корицы, смешивающемся с ароматом карамели в воздухе. О том, как его руки блуждают по моему телу и притягивают меня ближе к нему, и о том, как он, черт возьми, захватывает мое дыхание.

Не успеваю оглянуться, как солнце скрывается за деревьями, и Гарри включает гирлянды, которые мы с Лорен развешивали всю прошлую неделю. Огни зажигаются один за другим, озаряя ярмарку мягким светом. Я не могу сдержать улыбку, глядя на все это.

— Как красиво, — шепчу я, глядя на всю эту картину: тыквы, вырезанные детьми и посетителями, сложенные на тюках сена и мягко светящиеся в угасающем свете дня. В воздухе раздается смех, смешиваясь с теплым ароматом всех осенних сладостей, которые только можно вообразить.

Хотелось бы запечатлеть этот момент, сохранить его, чтобы вернуться к нему, когда захочется.

Я делаю глубокий вдох. Я нашла свой последний пазл. Теперь пора поставить его на место.

— Знаешь, как это ощущается? — шепчу я и сглатываю, пытаясь сдержать подступающие слезы.

— Как? — с любопытством спрашивает Генри, и я, задыхаясь, отвечаю.

— Как дома.

Он целует меня в висок, и я закрываю глаза, пытаясь насладиться этим моментом, осознанием того, что я именно там, где всегда хотела быть. В окружении людей, которые меня любят, в месте, которое кажется домом.

Но внезапно пронзительный звук микрофона заставляет всех вздрогнуть и повернуть головы к маленькой сцене, которую Киран помог установить прямо посреди городской площади.

Генри быстро сжимает мою руку, и все его тело напрягается. Вот он. Момент, который мы предвидели.

— Ты уверена? — шепчет он, давая мне возможность отказаться. — Мы все еще можем сбежать и сделать вид, что ничего не происходит.

— Нет, — мягко возражаю я, глубоко вздыхая и расправляя плечи. — С меня хватит. Сегодня я разберусь с этим. Раз и навсегда.

— Хорошо, — говорит он с гордой улыбкой на губах. — Я буду рядом, на каждом шагу.

— Знаю, — уверяю я его, а затем поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Мариссу, которая сейчас стоит на сцене с искаженно притворной улыбкой, которая, кажется, может растопить любое сердце.

Глава 31

Ник

— Прошу вашего внимания, — Марисса постукивает по микрофону, хотя все взгляды и так прикованы к ней. Она улыбается так же ярко, как будто собирается произнести тост на моей свадьбе. Я скрещиваю руки на груди, пытаясь подготовиться к тому, что она выдаст.

Я знаю, что сейчас она попытается меня унизить, замаскировав это под двусмысленные комплименты. Хотя она так со мной разговаривала всю жизнь, и, хотя ее мнение не должно иметь значения, я все равно знаю, что это будет больно.

— Что, черт возьми, происходит? — шепчет Андреа рядом со мной, и Генри распутывает наши руки, берет меня за руку и тянет ближе к сцене, а шепот вокруг нас становится все громче с каждым шагом.

— Я хочу поблагодарить вас всех за то, что вы так радушно приняли нас во время нашего пребывания, — сладко заявляет она, кладя руку на грудь и делая вид, что сдерживает слезы.

Но судя по тому, как настроение жителей меняется с беззаботного и счастливого на мрачное и «какого хрена