* * *

Вражеский лагерь встречает меня ехидными улыбками. И самое обидное, что Стешка сейчас тоже по ту сторону. Предательница! Вытянув в шезлонге длинные стройные ноги, она поигрывает картонным стаканчиком, в котором наверняка плещется вино. А ведь до замужества младшенькая даже в рот не брала! В смысле, алкоголь. Да во всех смыслах!

Бесит это полуголое трио! И прежде всего, своей обнажёнкой. Тело у Геныча, конечно, на загляденье, как бы мне не хотелось это признавать. За такими плечами мы со Стефанией обе могли бы спрятаться. А наша Айка и за его шеей запросто укроется. Хорош, сукин сын!

Но мой взгляд то и дело невольно соскальзывает на Рябинина, будь он неладен. И всё же какой он стал красавчик — высокий, загорелый, стройный! Сейчас его стройность уже не мальчишеская — всё равномерно и гармонично приросло, где надо. И всё это не для меня.

— Опаздываете, Шурочка! — трубит Геныч.

Вот гад! Я от мамы едва терплю это «Шурочка», а теперь и этот ещё. Даже «АлександриЯ» не так раздражает.

— А я никуда не спешу, Цветаев, мой самолёт ещё не скоро. Налей-ка мне лучше вина.

— Любой каприз, Аленький, — Рябинин тут как тут с полным стаканом.

— Мы ждём, Алекса! — подгоняет Геныч. — Мне снова напомнить задание или уже можно озвучить своё желание?

— Уйми свои буйные фантазии, зятёк, — не спеша я занимаю место в шезлонге. — Я помню задание. Мне надо отгадать название трёх книг… из тех пяти, которые ты прочитал за свою жизнь. Или ты ещё не все пять осилил?

Рябинин громко фыркает, Геныч закатывает глаза, а Стефания — ну кто бы сомневался⁈ — недовольно ворчит:

— Это только те книги, к-которые Генка забрал в наш новый дом. А у тебя, кстати, вообще нет книжной полки.

— Спасибо, моя защитница, — Геныч чмокает Стешку в макушку и снова переключается на меня: — От моих щедрот у тебя целых пять попыток. Из них три попадания — и я смиренный раб твоих тёмных желаний.

— Одного желания! — занудно исправляет Стешка, недовольно зыркнув на Геныча.

— Как скажешь, мой Персик! — картинно вздыхает он. Клоун!

Ну что ж, погнали!..

— Полагаю, в твоей богатой библиотеке найдётся «Мастер и Маргарита».

— Браво, Александрия! — ликует этот артист. — И как ты догадалась⁈

Не обращая на него внимания, я продолжаю:

— Наверняка там ещё имеется русско-французский разговорник.

— А на хрена он мне там нужен? Разговорник у меня здесь, — и Геныч стучит себя по лбу.

А Стефания торжествующе улыбается и разводит руками — обломчик, мол, вышел.

Досадно. И, главное, Рябинин тоже радуется. Иуда!

— Но тогда в твоей подборке точно есть сборник стихотворений, — произношу я, следя за реакцией Геныча и Стефании. Но там всё непроницаемо. — Думаю, это Марина Цветаева.

— А я думаю, что я талантливее, — с невозмутимой иронией выдаёт Геныч. — Мимо, Александрия, в моём доме только одна Цветаева, и это твоя сестра.

Стешка с Рябининым на радостях чокаются стаканами, а я всерьёз начинаю нервничать. Проигрывать желание мне совсем не хочется, тем более Генычу. Ну как же я с Цветаевой промахнулась? Остаётся всего две попытки, и ни одного права на ошибку.

— «Три товарища»! — выпаливаю без лишних рассуждений, а Геныч округляет глаза и наклоняется к Стешке:

— Ангел мой, это ты, что ль, ей подсказала?

— Зачем? — искренне удивляется сестрёнка. — А вдруг она п-пожелает, чтобы ты подал на развод?

— Отличная идея, малышка! — скалюсь я, вдохновлённая удачной попыткой.

— Она не посмеет! — рычит Геныч и снова обращается ко мне: — В яблочко, Александрия! Ещё один меткий выстрел, и я подневольный попаданец. К барьеру, мадам!

— Не торопись, Аленький, подумай, — произносит Рябинин, и я, не глядя на него, рявкаю:

— Без советчиков обойдусь.

Но всё же не спешу отвечать. Что ж такого ценного хранится на этой чёртовой полке?..

— Это точно не кулинарная книга, — озвучиваю я. — Потому что ты затеял спор именно тогда, как я о ней упомянула.

— Похвальная наблюдательность, — лыбится Геныч. — Но это не ответ. Ита-ак?..

Есенин или Маяковский? А, была не была!..

— Хрен с тобой, пусть будет Маяковский.

— Частично, Шурик, ты права… мой хрен действительно со мной, а за Маяковским — это к Жеке. — И с чувством декламирует:

— Стоит баба с жопой метр на метр

В очереди за продовольствием.

Отрастить бы себе хер

В километр

И доставить ей

Удовольствие! — прогрохотал этот дурень на весь остров. — Пардон, мои гулюшки, но прошу учесть, что это написал Вован, а я такой подход не одобряю.

И тут, как по заказу (не иначе, Геныч своим трубным басом разбудил), на террасе нарисовался Жорик со своим километровым шлангом, и Геныч мгновенно сориентировался: — Это вон, к Георгиосу. Джамбо, Жора!

— Акуна матата! — улыбается грек.

— Может хватит уже ломать комедию? — рявкаю я, ещё не готовая поверить, что проиграла, но мне на помощь приходит развесёлая Стешка:

— Саш, ты ошиблась, мой Генка любит Есенина, и именно его сборник есть на нашей п-полочке.

Гадство! Ну ка-ак⁈ Я ведь думала про Есенина!

— Аферисты! — бросаю им и залпом выпиваю вино, старательно не замечая, как Вадик подсовывает мне пахучие ананасовые дольки.

— Ничего подобного, — грохочет Геныч. — Всё по чесноку: Булгаков, Ремарк и Есенин.

— А Библия у тебя там не стоит? — поинтересовался Рябинин.

— Библия у меня только детская, мне её мама когда-то покупала, — застенчиво отозвался наш стокилограммовый дитятко. — Но она в старом доме осталась.

— А остальные две книги? — нетерпеливо напомнила я. — Мы про пять говорили.

— Ещё Хемингуэй, — подытожил Геныч. Как-то туго у него с математикой.

— «Старик и море»? — блеснул эрудицией Рябинин, а Геныч, кивнув, распалился:

— Между прочим, это самое жизнеутверждающее произведение! Я впервые его прочитал, когда после комы в больнице отлёживался, и считаю, что каждый правильный пацан обязан это прочитать! И «Три товарища» тоже.

— Да! — громко поддержал его Жорик.

— Вон Жора знает!

Я с сомнением взглянула на Жорика, и тот яростно закивал. Ну что, молодец, просвещённый малый!

— А пятая? — рявкнула я, пока они не заморочили мне голову.

Геныч сразу отчего-то набычился, но вместо него, подхихикивая, ответила Стешка:

— Маркес! «Сто лет одиночества».

— Что, серьёзно? — почти в один голос озвучили мы с Рябининым, а Вадик ещё добавил:

— А я так и не осилил.

— Я тоже, — вздохнув, неохотно признался Геныч и тут же взорвался: — Не, ну а что… там херова тьма героев, и всех зовут Хосе Аркадио. Бля, я запутался в этом сумасшедшем бреде! Или… не дорос ещё…

— Что гораздо ближе к истине, —