class="p1">Такого марафона у меня даже в двадцать лет не было, когда секса хотелось невероятно, прямо распирало меня, помню.
Но все равно, как-то оно спокойней было, что ли… А тут невозможно же остановиться! Смотрю на него — и хочу!
Трогать постоянно хочу, гладить, облизывать. Везде.
И Зевс, самое главное, вообще мне в этом стремлении не уступает. Даже превосходит!
Учитывая его возраст, это прямо вау.
Потому что молодой любовник хорош своей неутомимостью.
А вот когда неутомимость накладывается на опыт многолетний, какое-то сверхъестественное постельное чутье, внимание к партнерше, умение доставлять удовольствие…
Боже…
Почему у этого бога грома тут не гарем из стонущих от желания баб? Я не понимаю просто…
Если он с каждой такое проворачивает…
Или не с каждой?
Но эти мысли, хоть и приятные, но вообще фантастические и идеалистические, я, естественно, тут же убирала из головы.
Не до такой степени наивная.
И никаких планов не строила, свадьбу и деточек в фантазиях не организовывала. Просто чисто эгоистично пользовалась перевернувшимся на моей улице КамАЗом с пряниками и радовалась тому, что он в моей жизни появился.
Будет, о чем вспомнить. Определенно.
— Знаешь… — Зевс отрывается от моих губ, смотрит внимательно, лапы его опытно скользят вниз, легко подхватывая меня под водой и сажая на талию, — от холода предметы сжимаются. Проверим?
— Ты о себе, что ли? — усмехаюсь я, веду бедрами вверх и вниз по напряженному стволу, горячему и гладкому, — ну да… Уменьшился.
— Чего? — выражение физиономии у Зевса настолько забавное, что не выдерживаю, смеюсь взахлеб и, пользуясь моментом, отталкиваюсь от мощной груди и ухожу под воду.
И сразу же верткой рыбкой — подальше! Поглубже!
К краю бассейна!
И выпрыгнуть!
Пусть погоняется, а то ишь ты! Сужение предметов ему подавай! Нефиг было своим орудием расширять!
Я же ноги еле свожу!
Вот теперь пусть разомнется!
Вот теперь… Ай!
Зевс настигает меня так быстро, что даже не успеваю толком додумать свои свободолюбивые мысли.
Меня прижимают к бортику и мягко, но очень крепко фиксируют по груди.
— Уменьшился, говор-р-ришь? — рычание за моей спиной грозное на редкость. И от этого еще забавней. Зацепило Громовержца моего, надо же! — Проверим сейчас!
О-о-о…
Непроизвольно выгибаюсь, когда в меня без предупреждения и разведки проникает то, что должно было бы, по всем законам физики, стать меньше, но… Нифига! Вообще ни разу! Ни на один сантиметр! Очень, просто очень остро чувствуется!
Взвизгиваю, когда меня кусают за шею, принуждая не дергаться, а принять все, до самого конца. И прочувствовать свою ошибку. Признать ее.
— Маловато? — рычит Зевс, перехватывая меня поудобней и принимаясь двигаться, враскачку, не жестко, как мог бы, но очень… м-м-м… качественно… — еще? Еще?
Я не могу ничего сказать.
Слов нет никаких больше.
В глазах двоится, троится, вода качает нас, ритмично выплескиваясь за бортики, я, изнемогая, запрокидываю голову на плечо терзающего меня грозного бога…
И вижу звездное небо.
Оно тоже качается.
И очень круто сочетается со звездами в моих глазах…
Когда-нибудь, когда я стану старая и забуду большую часть своей длинной жизни, я закрою глаза…
И звезды будут раскачиваться перед внутренним взором, символом того, что когда-то у меня было все на свете.
Горячие руки на коже, горячее дыхание на шее, горячий мужчина, шепчущий невозможно горячие вещи…
И звезды. От него.
35. Разговоры
— Вот, глянь, мне Алиску прислали, — Зевс лениво тянется через меня к телефону, небрежно брошенному на прикроватную тумбу, по пути его лапа задерживается, чтоб обстоятельно исследовать, казалось бы, давно уже исследованные до сантиметра объемы.
Мне вкусно и нежно, хоть и уже чересчур, о чем я Зевсу и сообщила примерно полчаса назад, когда вернулась из ванной после очередного жаркого раунда.
Потому что раунд-то был жаркий, и до этого тоже. И все три дня до этого. Но организм — предатель, во всех смыслах.
И сегодня ярко просигнализировал, что надо чуть-чуть передохнуть.
— Натерла? — удивленно уточнил Зевс в ответ на мое сообщение, — это как?
— А вот так, — усмехнулась я, подходя к столику и наливая себе воды из графина, — надо как-то побережней эксплуатировать. У меня там не нестираемая резина.
— Да? — мой Громовержец дождался, пока я напьюсь, а затем вероломно сцапал меня за ногу и повалил на кровать, где, не обращая внимания на мои протестующие писки, внимательно изучил пострадавшее место. Со всех сторон, так сказать. И на вкус попробовал, и пальцем потер, заставив меня нервно зашипеть, после чего был вынужден констатировать мою правоту.
— Ладно, надо, в самом деле, чуток тормознуть… — задумчиво протянул он, а затем, явно входя в противоречие с собственным утверждением, резво перевернул меня на живот и прошелся опытными пальцами сзади.
— Эй! — взвизгнула я и нервно сжала ягодицы.
— С другой стороны… — задумчиво пророкотал он, — с другой стороны можно попробовать…
— Ну уж нет, — пропыхтела я, отпинываясь от излишне наглых лап, куда-то удачно угодила, Зевс охнул и перестал намекать на новый способ использования моего измученного организма.
— Ладно тебе, не дерись, — примирительно протянул он, не отпуская меня, но переворачивая и заставляя уложить голову себе на грудь, — я пошутил. Просто полежим. Есть хочешь?
— Нет.
— Давай посмотрим что-нибудь.
Я согласилась.
Но минут через пять после начала просмотра какого-то сериала про парочку толстяков, нашедших друг друга в Чикаго, мы с Зевсом уже снова сладко тискались и целовались.
Впрочем, сейчас это не выглядело именно прелюдией к чему-то большему. Просто кайф от того, что рядом человек, не равнодушный к тебе, и ты сама к нему далеко не равнодушна…
Это такая редкость у меня!
Потом мы все же прервались на просмотр, но стало скучно, и мы принялись болтать обо всем на свете.
Зевс успел рассказать мне чуть-чуть про свою молодость, про Чечню, а я — какой-то случай из моей практики на скорой.
И вот теперь разговор перетек на детей.
Я смотрю фотки Алисы, уже умеющей улыбаться, и видео, где она размахивает ручками и ножками.
— На Васю мою похожа, — говорит Зевс, с умилением изучая лицо внучки, — вылитая.
— А кто отец, выяснили? — спрашиваю я.
— Да, — кивает Зевс, чуть хмурясь. Разговоры про других мужчин в жизни дочери ожидаемо приводят его в недовольное расположение духа. Ревнивый бог грома и молний не терпит никакой конкуренции. — Лешка, засранец. Волосы темные у Алиски от него.
Я киваю, снова изучая невероятно умилительные фото девочки. Да, волосы темные. Хотя, все еще измениться может…
— Бешеный ругался, хотел тест переделывать, придурок старый, — усмехается Зевс, теперь уже с удовольствием, видимо, вспоминая