Топает ближе только Сеня. Он — бесстрашный и иногда вообще деревянный на эмоции. В некоторых ситуациях это хорошо.

Подходит, ничего не говорит, смысла нет.

Просто молча ждет приказа.

— Собаку похоронить, — командую я, — камень сверху поставьте какой-нибудь большой.

Бросает острый взгляд на черно-белое тельце, кивает.

— И привезите деду хорошего пса, не особо большого, но серьезного. И быстрее, чтоб ему было, чем заняться.

Снова кивает.

— И вообще… Посмотрите, что там у него с домом. Если захочет переехать, то надо выбрать ему дом в поселке или где захочет. Если нет, то этот починить, провести все коммуникации, если чего-то нет. Воды, я вижу, нет… И дорогу сюда проложить такую, чтоб в любое время можно было доехать. А теперь иди, я с местной властью побазарю.

В этот момент на крыльцо выходит Воробушек, и морды всех присутствующих мужиков, словно флюгеры, поворачиваются к ней.

А меня перекашивает, наверно, от ярости и неконтролируемой ревности.

Потому что мужиков-то я понимаю, моя женщина — нереально залипательная, даже вот такая, испуганная чуть-чуть, помятая, взъерошенная.

Шикарная.

Моя.

И нечего тут глаза о нее ломать.

Смотрю, как к Воробушку тут же подскакивают аж двое борзых ментов, которых я в лицо не знаю, само собой, но подозреваю, что они тут не последние шишки.

Она чуть растерянно принимается отвечать на вопросы, но тут я уже прихожу в себя настолько, чтоб влезть в это непотребство:

— Валентина Сергеевна устала, она ответит на все вопросы потом, — оттесняю ментов от моего Воробушка, закрываю ее спиной, не позволяя вышагнуть, твердо смотрю в лица чуть струхнувих парней. Они, в отличие от меня, меня явно знают, потому не протестуют, когда заканчиваю разговор, — с адвокатом. До свидания.

Разворачиваюсь к Воробушку, смотрю на нее сверху вниз, чуть-чуть придерживаю за подбородок, чтоб в глаза мне смотрела.

— Ты долго еще тут? А то у меня стресс, мать его. Надо снять.

— Тебе укол сделать? — выдыхает она, чуть покраснев от моего взгляда.

— Лучше я тебе, — откуда у меня это мурлыканье взялось в арсенале, хрен поймешь. Но как-то получается, да, — внутримышечно. Да?

— Мне надо уговорить Семеновича на госпитализацию, — тихо говорит она, — он ни в какую не хочет… И дом ему надо помочь убрать, а когда это еще будет… Тут же следственные действия…

— Я уговорю, не волнуйся. Пусть в санатории полежит, отдохнет, я организую. А потом решим с его домом и всем остальным.

— У меня завтра смена…

— Не обещаю… Тебе тоже надо отдохнуть.

— Но меня некому заменить…

— Найдем. Садись в машину, Воробушек.

— Но…

— Садись. А то на руках понесу. Ты мне только дай эту возможность.

— Ты что? На глазах у всех…

— Вот-вот, очень хорошо, чтоб все видели, чья ты.

— Чья?

— Моя.

33. Моя

— Ничего не изменилось… — я задумчиво оглядываюсь в уже знакомых интерьерах. Надо же… А в первый раз мне тут все показалось таким… Огромным, что ли? Или это хозяин дома, появившись передо мной, сразу собой все заслонил? Он-то реально огромный.

И сейчас все заслоняет тоже, хотя и стоит позади.

Ручищи на плечи положил, тянет вниз пальто. Бесцеремонный какой… Нетерпеливый. А если его мама выйдет?

— А… Валентина Дмитриевна где? — торможу я порыв Зевса стянуть сразу за пальто еще и платье. Шустрый какой, надо же! И у меня против его напора никаких нет бастионов. Все пали давным давно.

— Мама… В гостях… У внучки… — Зевс, оказывается, урчать умеет. И делать так нежно губами, трогать сладко-сладко от мочки уха и вниз, отгибая ворот трикотажного платья. У меня кожа мурашками покрывается сразу же! И никак этот процесс не проконтролировать!

Да и ни к чему это…

Мамы дома нет…

Можно расслабиться…

Боже, мысли, как у подростка, девочки, которую мальчик впервые пригласил к себе домой, чтоб всласть нацеловаться наедине.

Все происходящее будоражит, нервные окончания словно истончаются, становятся дико чувствительными.

Я медик, я прекрасно понимаю, что со мной происходит, и почему.

Мы только что по краю прошлись, ужас такой испытали! И сейчас организм, выбросив в кровь дикую дозу адреналина, ищет способы его погасить, переварить. И секс — один из самых классических, самых беспроигрышных… Все понимаю.

Но как он трогает… Как сжимает… Это… Это не поддается никакому осмыслению…

— Воробышек… Девочка… Хочу тебя, сдохнуть можно, как… — и низкий хрип за ухом никак не помогает прийти в себя. Наоборот, топит сильнее, глубже, в трясину загоняет.

Зевс такой нежный сейчас. Это контраст с тем, что он со мной делал до этого.

И — безумное отличие от него, сегодняшнего, заслонившего своей широченной спиной меня от опасности.

Отчаявшись оттянуть ворот трикотажного платья, Зевс идет по проторенной дороге, то есть, задирает на мне подол.

Учитывая, что ни колгот, ни белья на мне нет еще с того момента, как мы занялись сексом в его машине прямо на дороге, то у бастионов нет ни малейшего шанса.

Я только и могу, что сладко ахнуть, обвиснув в крепких объятиях, да ноги раздвинуть.

— Ох…уеть… — в два захода выдыхает Зевс, найдя с первой же попытки все, что ему надо, — Воробушек… Я не дотяну до спальни, прости.

И сразу после этого все нежности заканчиваются.

Меня рывком прислоняют к стене, прямо тут, у входной двери, одним движением устанавливают в нужную позу… Проникновение получается влажным, быстрым и невероятно чувствительным.

Я лишь прогибаюсь еще сильнее, встаю на цыпочки, потому что разница в росте серьезная, а затем и вовсе повисаю, нелепо цепляясь за какой-то выступ в стене. Ощущения потрясающие.

Я — бабочка на игле, вишу в невесомости, воздуха нет, света нет, ничего нет! Только я и мой мучитель, мой пленитель, медленно и жестко проникающий в меня.

Он держит меня за талию и по груди, прижимает всем телом к стене, теплому дереву, и оно щедро делится со мной этим теплом, этой невероятной надежностью и спокойствием.

Позади меня — каменная мощь моего любовника, жесткого, сильного, огненного бога грома и молний. А прямо перед лицом — деревянное полотно стены, мореный дуб, идеальной гладкости, тоже живой и несокрушимый.

Я между этими двумя гигантами чувствую себя слабой, податливой, нежной-нежной. Уязвимой и одновременно неуязвимой.

Потому что, пока я здесь, с ними, ничего мне не страшно. Никто меня не достанет.

— Я чуть-чуть, девочка, чуть-чуть… — шепчет Зевс, целуя меня в шею, в щеку, ловя губы, раскрытые в тихом сладком стоне.

Он движется медленно и неутомимо, горячий, большой, тяжелый. Его настолько