Я сразу четко вижу все и понимаю: мое или нет.

Воробушек — сто процентов мое.

А если так, нахрена тянуть? Забирать ее и все. И всех делов! Я как раз хотел ей это все объяснить, но кончилась метель и приперся Бешеный.

При нем как-то не получалось все, требовалось гостя чуток развлечь. Да и дело у нас нарисовывалось общее. А почему бы и нет? Если уж родственниками на старости лет стали.

Потому чуть-чуть отвлекся от Воробушка… Каюсь. Моя вина. Но всего на полдня! Ну вот что за полдня могло случиться?

А случилось.

Женщина пришла в себя от многочисленных оргазмов, осмотрелась, потом в ее голову красивую залетела мысль… И она начала ее думать.

Итог ее думаний — спешный отъезд с тупой отмазой насчет работы.

Я мог не пустить. И хотел даже. Все внутри протестовало против того, чтоб она уехала. Но я почему-то вспомнил Лару.

Как силой ее привез в первый раз в квартиру, не хотела она, уговаривала домой отвезти. А я… Дурной был, куда там тому же Бешеному… Краев не видел. Ее хотел, и все берега попутал.

Она уговаривала отпустить. Не сопротивлялась, но и не проявляла инициативы… А я был пьяный и дурной. На следующий день она захотела уйти, а я не пустил. В моей башке даже мысли не возникло — отпустить. Куда? Зачем? Нет уж, пусть под боком, в хате моей живет, постель мне греет… Она же моя!

Сейчас, вспоминая всю ту ситуацию, я поражаюсь, каким непроходимым тупицей был, дикарем и дебилом.

Поделом мне все то, что потом Лара устроила. Ох, она отлично отомстила! По полной программе. До сих пор сердцу больно, когда думаю, что все могло бы быть по-другому… Что моя дочь могла расти, с детства зная, кто ее отец. И что он защитит даже из зоны. И что он любит ее.

Да, Лара не смогла бы придумать более изощренную месть…

И вот сегодня, глядя на маленькую, взъерошенную Тину, сверкающую на меня глазами с вызовом и отчаянием, я словил нехилое такое дежавю.

И затормозил коней.

В конце концов, куда она денется отсюда?

Где ее найти, я знаю.

День-другой и ей, и мне не помешают.

Ей — прийти в себя, повспоминать наши горячие минуты и часы, поскучать, наконец.

А мне — спокойно разобраться с текущими делами.

А потом уже, с чувством, с толком, с расстановкой…

Приняв такое решение, я сосредоточился на насущных вопросах, расставив их по приоритетам: Василиса и Алиса и их здоровье, дальнейшие действия, направленные на то, чтоб оставить дочь и внучку здесь, под серьезными присмотром, а не отпускать с этими двумя щенками. И потом — первичные вопросы сотрудничества с Бешеным.

В Москве в этот раз.

Потому что, как ни любил я Питер, и как ни разгреб там для себя офигенную поляну, Москва — это другие бабки. И другой уровень безопасности.

А моим девочкам надо более серьезную подушку.

Мало ли, не станет меня завтра, кому они будут нужны?

На двух Васиных полудурков надежды нет никакой… Щенки еще, хоть и кусают уже прилично. Но ветер в головах, достаточно вспомнить, сколько раз они феерично лажали с Васей. Начиная с того момента, когда тупо попали в полицию, совершенно по-дебильному подставившись и подставив Бешеного, и проебали мою дочь.

И потом их подвигов не счесть.

Так что, расти им еще самим и расти. Несмотря на то, что у них теперь Вася есть. И Алиса, солнышко мое.

Ответственность должны испытывать. А они… Ладно, тут все понятно и печально.

Хорошо, что мы с Бешеным пока не собираемся на покой. Подхватим, поддержим, вытащим на своих горбах еще лет тридцать, не меньше…

А там, глядишь, щенки поумнеют…

Бешеный со мной полностью согласен, потому и сидим мы сейчас в лаунже рядом с бассейном, вдоволь попарившись, выдохнув и основательно приняв на грудь.

Потом, по трезвяку, будем оговаривать нюансы, а сейчас важно основные принципы обозначить.

— Завтра, наверно, — кривится Бешеный, который Москву любит еще меньше, чем я. Но тоже отдает себе отчет, что развитие — там.

— Надо пересечься с Суреном, пока он не свалил еще, — выдвигаю я тему, — он ищет, кому скинуть свои доли.

Бешеный поднимает бровь:

— А чего это он? Там шоколадно.

— Устал, говорит, — пожимаю я плечами, — но вообще, у него проблемы в последнее время… Я так думаю, поиметь его хотят. А он не знает, кто. Вот и тихарится. Это же Сурен.

— А выяснить крысу?

— Вот и выясняет…

— Не с той стороны.

— Его проблемы. Я ему Жнецов скидывал, но он их папашу помнит…

Бешеный понимающе кивает:

— Не верит, что от осинки апельсинки?

— Нет. Слухи, тем более, ходят… Про старшего, да и про младшего… Сыновья своего папаши, типа.

— Ну, в работе это не мешает.

— Но Сурен с предрассудками.

— Ну и дурак.

— Точно. Но долю отдает. Надо пользоваться.

— Надо, — кивает Бешеный, — поеду решать. Может, и ты со мной? Растрясемся?

— Нет, — отказываюсь я, — у меня и тут тряски хватит…

— Та птичка? — усмехается Бешеный, и мне не особо нравится выражение его морды. Пакостное. — Ты смотри, бес в ребро на старости лет — это редкостная хуета…

— О себе думай, — раздражаюсь я, — как бы тебя не долбануло.

— Меня? — Бешеный белозубо ржет, затем отпивает еще коньяк, который мы с ним вполне уважаем после бани, — нет, я свое отдолбал…

— Не зарекайся…

— Это ты у нас романтик всегда был. А я — чисто прагматик. И баб только по делу. И все. Я даже представить себе не могу ту, что заставит меня хотя бы второй раз посмотреть…

— Я тоже не мог представить.

— А теперь?

— А теперь думаю, что зря отпустил.

— Ну… Не к кровати же ее привязывать?

— Была такая мысль…

— Не меняешься ты, Большой.

— В том-то и дело, что меняюсь…

Мы еще что-то говорим, перешучиваемся, выдыхая чуть-чуть перед моментом, когда будем обсуждать доли каждого в предстоящем деле. Это — та еще нервотрепка, но никак не обойтись, лучше на берегу все решить. А то столько народа полегло просто потому, что не смогли вовремя рот раскрыть и словами прояснить все непонятки…

Хлопает дверь бассейна, появляется хмурый Камешек.

И меня выражение его рожи заставляет мгновенно замолчать и напрячься. Чего еще случилось?

— Виталий Борисович, вы срочно нужны Васе.

Я подрываюсь, еще даже не слыша конец фразы.

И Камень лишь успевает с дороги слететь, да дверь предусмотрительно открыть. Это он правильно, вовремя убрался с пути.