— Да не волнуйся, — говорю я, присаживаясь к Васе и обнимая ее. И черт… Это словно перышком по шрамам… Нежное прикосновение.

До сих пор ведь не могу до конца осознать, что дочь обнимаю.

Что у меня дочь есть.

Нежная, ранимая, такая похожая на мою маму в молодости…

Когда я впервые увидел Василису, там, в доме у Бешеного Лиса, то в глаза бросилось сходство с Ларой, ее матерью.

А теперь, чем больше смотрю, тем больше понимаю, что от Лары там — только чуть-чуть внешки. А все, что внутри, доброта, искренность, открытость, ранимость, доверчивость и вместе с тем острый, несгибаемый железный стержень — это все прямо как у мамы моей.

В полном объеме Вася фамильные черты переняла. И сердце мое вдвойне теперь тает. Она из меня веревки будет вить. А я только порадуюсь, что ей узор плетения нравится.

— Все решим, — добавляю я, — сейчас людей заряжу. Она где? В Питере?

— В Москве…

Так… Тут, конечно, посложнее, но, с другой стороны, какая разница, куда гнать парней?

— Скинь мне ее данные, — неожиданно говорит Бешеный, с трудом отрывая взгляд от Алисы, — я сегодня там буду. Найду и разберусь.

— Правда? — Вася расцветает настолько счастливой улыбкой, что я снова ревную. Чего она ему разулыбалась? Я это все тоже могу сделать!

Но сдерживаю себя, понимая, что Бешеный предлагает оптимальный вариант. Он все равно по делам туда едет, причем, едет не один, а со своими людьми. Если он не решит, то кто это сделает, вообще?

— Да, конечно, — кивает Бешеный, — найдем твою подругу, Вася, не переживай. И решим все ее проблемы. Мы умеем быть благодарными.

— Спасибо вам большое! — Она берет телефон, перекидывает данные Бешеному.

— И голосовушку ее тоже, — просит он, — чтоб было, что предъявлять, а то вдруг она недоверчивая?

— Это да… — улыбается Вася, — только вы мне, пожалуйста, позвоните потом, когда выясните, что с ней. Хорошо?

— Конечно, — кивает Бешеный.

Тут Алиса на его руках начинает едва слышно кряхтеть, а потом мяукать.

— Она есть хочет, похоже, — говорит он и торопливо передает внучку Василисе.

— Да… — дочь улыбается так светло, что у меня все внутри в очередной раз переворачивается.

Она такая…

Чем я это заслужил? Наверно, все же что-то правильно сделал в этой жизни. Когда-то. Один разок.

Может, кого-то важного спас чисто случайно?

Мы с Бешеным выходим из спальни Василисы, оставив парней и мою дочь в их маленьком уютном мире, идем на кухню.

Мама аккуратно выкладывает на здоровенном пироге тонкую сеточку песочного теста. Поднимает на нас взгляд:

— Ну что, банщики, покушаете?

— С удовольствием, Валентина Дмитриевна, — Бешеный любит мою матушку, уважает ее безмерно, а ее стряпню просто боготворит.

Сажусь напротив, подхватываю с тарелки кусок холодной буженины, которую мама тоже божественно делает:

— Ты когда летишь?

— Да вот, пообедаю.

— Ты мне звякни, как встретишься с Суреном. Он — тот еще хитрый черт.

— Да разберемся.

— И про девчонку эту не забудь. Вася переживает.

— Большой, я без твоих приказов как-то прожил практически до полтинника.

— Мальчики, не ссорьтесь. Вот, борща поешьте.

И мы послушно замолкаем.

Потому что задачи — задачами, а борщ со смальцем — это вещь.

25. Рабочие будни. Скучно? Нет!

— Валентина Сергеевна, — Саша заглядывает в кабинет, обращаясь ко мне официозно, по имени отчеству, как обычно это делает в присутствии пациентов, — я поехала?

Я отрываюсь от заполнения медкарты и смотрю непонимающе на своего фельдшера. Денек сегодня выдался совершенно сумасшедшим, и я не сразу соображаю, о чем она говорит.

— Я же говорила, — терпеливо напоминает она, чуть закатив глаза, — сегодня в саду короткий день… Просили забрать пораньше.

— А… Да… — рассеянно киваю я, — сколько там еще?

— Одна, — говорит она.

— Хорошо, иди.

— У вас еще два вызова сегодня, помните?

— Забудешь тут…

Саша прощается и убегает, а я откладываю медкарту в сторону, смотрю на часы. Пять вечера уже. Прием завершен еще два часа назад, но люди все идут и идут.

А у меня и в самом деле, еще два вызова на дом, к неходячему ветерану войны и к годовалому малышу.

Надо поторопиться.

Принимаю пациентку, пожилую женщину, привычно выслушиваю жалобы. Здоровье, плохое, очень плохое. И сердце болит, и ноги болят, и голова болит. Отмечаю, что ни один из вышеперечисленных органов не помешал женщине протопать пять километров пешком, чтоб добраться до меня. Значит, все не так плохо? Давление как у космонавта, сердце работает без шумов. Делаю на всякий случай ЭКГ, чтоб успокоить пациентку, простукиваю “неходящие” ноги.

Пишу заключение, сдать анализы в поликлинике в городе, меньше нервничать, больше быть на свежем воздухе и пить ромашку.

Женщина уходит довольная.

А я собираюсь на вызовы.

Щурюсь на небо, стремительно заволакиваемое тучами, вздыхаю.

Конец апреля, а все никак не наступит хорошая погода.

Та дикая метель, внезапно принесшая в мою жизнь непредвиденное знакомство организмами с мрачным хозяином огромного особняка в лесу, оставила после себя высоченные сугробы, впрочем, стремительно истаявшие под безжалостным весенним солнцем.

На месте сугробов появились невероятных размеров лужи, их радостно впитала в себя земля. И подарила всем жителям этого чудесного края грандиозную весеннюю распутицу, с которой тут привычно боролись посредством болотных сапог по самое не балуйся и здоровенных самоходных монстров, в народе именуемых уазиками.

Один такой у меня тоже имеется.

Верней, не у меня, конечно, а у больнички. Старичок, лет сорока от роду, но бодрый и шустрый. Он, правда, периодами хандрил и ломался, но местные чинили его быстро и бесплатно, потому что без врача оставаться никто не хотел.

Так что уазик вполне себе на ходу, а дорога уже чуть-чуть подсохла… Я надеюсь.

Иначе застряну в какой-нибудь луже, то еще веселье… Малыш тут, неподалеку, в маленькой, на пять домов, деревеньке, а вот ветеран живет на хуторе, на отшибе, там машины в час по чайной ложке ездят.

Но ехать надо, никуда не денешься.

Накидываю длинное пальто прямо на темно-фиолетовое плотное платье, критически осматриваю свои ботинки… Черт, вот надо было озаботиться чем-то более универсальным. Берцы солдатские пригодились бы очень.

Но когда я сюда приехала, то местных реалий