— На сей раз? — фыркнула я. — Господи боже, если бы хоть одна из вас сказала мне правду сразу, ничего бы не произошло.

Энн застыла:

— Он сделал тебе больно?

Я пропустила ее вопрос мимо ушей.

— Ты читала рапорт об аварии? После смерти Лины?

В комнате повисла тишина. Энн сложила руки на коленях.

— Да. Около года назад. Я нашла его в папином кабинете.

Я наклонила голову:

— Когда тело Лины обнаружили, она была пристегнута ремнем безопасности? Не ткань — естественно, она бы сгорела. Металлическая часть была застегнута?

Энн взглянула на Еву.

— Смотри сюда, — сказала я, постучав себе по груди.

Энн ахнула:

— Это кольцо Лины?

— Да. Она была пристегнута?

Я должна была выяснить.

— Да, — ответила Энн, глядя мне в глаза.

В груди стало тесно. Лина не выходила из машины. Хадсон сказал правду.

— А моя дверь была открыта.

— Да, — ответила она и поерзала. — Ты ни в чем не виновата, Алли. Я знаю, что говорит мама, но это голос скорби. Детективы отметили, что вся рама была искорежена. Чудо, что ты смогла сама открыть дверь. Видимо, адреналин, потому что никто так и не понял, как тебе это удалось в таком состоянии.

Гнев. Вот за него и держись.

— Все просто. Это не я.

Энн приподняла брови в немом вопросе.

— Поехали к маме. Немедленно.

* * *

— Утром у нее было совещание с консультативной группой, так что день сегодня не самый удачный, — предупредила меня Рейчел.

Я шагала по коридору к маминым апартаментам. Энн старалась не отставать, а вот Ева не торопилась.

— Других и не бывает, — ответила я.

Из-за запертых дверей раздавалась музыка Чайковского.

— Ты точно не хочешь сказать, что тебя беспокоит? — торопливо спросила Энн. — Ты молчала всю дорогу.

— Нет. Приберегаю для мамы.

— Ну, если вы уверены… — Рейчел повернула ручку и поспешила войти, опередив меня. — Миссис Руссо, приехали ваши дочери.

Я вошла следом и застыла.

Мама танцевала в черном трико и бледно-розовой юбке. Левая нога идеально прямая, а вот правая не очень устойчива. Должно быть, на колене снова сказывалась непогода. И все же невозможно было не отметить, как грациозно и изящно она двигалась. Она по-прежнему была прекрасной танцовщицей.

— «Лебединое озеро», — прошептала Энн, подойдя ко мне.

Я кивнула, наблюдая за мамиными руками, восхищаясь чистотой линий, пластичностью вытянутых пальцев, которая мне никогда не давалась с легкостью.

— Она еще танцует на полупальцах, — дивясь, отметила Ева.

— Вы точно хотите ее прервать? Обычно в это время она восстанавливается перед дневными занятиями.

Пальцы Рейчел зависли над стереосистемой слева от нас.

— Вчера одна сотрудница уволилась, а перед этим она сорвалась на двух девочек и накричала на них по-французски за то, что опоздали. Даже мне она дает лишь односложные ответы. А ведь у нее весь день расписан, — сказала Рейчел, сжимая планшет.

— Односложные ответы меня вполне устроят.

Я пошла вперед, и мама в зеркале поймала мой взгляд.

— Пятая, — велела она, со вздохом разочарования прервав танец.

— Нет.

Я остановилась, не дойдя до нее.

Музыка смолкла.

— Пятая! — крикнула мама.

— В ту ночь меня вытащил из машины Хадсон, так?

Подбирать слова было ни к чему.

Энн ахнула второй раз за утро.

— Боже мой, — прошептала Ева.

Мамины руки опустились, а глаза вспыхнули от ярости.

— Да, секрет раскрыт. Постараюсь облегчить тебе задачу, — предложила я. — Отвечай «да» или «нет». Меня в любом случае не интересуют твои оправдания.

— Алли, — прошептала Энн.

Я не сводила глаз с мамы:

— Он вытащил меня из машины. Он остался со мной. И ты знала. — Я скрестила руки на груди.

— Рейчел, ты не могла бы оставить нас на минутку? — спросила Энн.

Миг спустя дверь закрылась.

Мама поджала губы, и по углам обозначились морщины.

— Ты знала! — рявкнула я. — Все эти годы ты мне говорила, что я оставила Лину умирать. Твердила, что я в долгу перед ней, потому что спаслась сама. И все знала!

Мама посмотрела в окно:

— Да. Я предпочла…

— Только «да» и «нет», мам, — перебила я, чувствуя, как закипает кровь.

Она годами держала меня в узах своих желаний и грез. Она связала меня по рукам и ногам прочными веревками, выдавая их за любовь. Но теперь я знала: это было чувство вины. Оно превратило меня в человека, которого я почти не узнавала. И я сама позволила ей так со мной поступить.

— Ох, мама… — прошептала Энн. — Как ты могла?

Ева присела на подлокотник дивана справа от меня.

— Он приехал со мной в больницу, весь в моей крови, потому что пытался остановить кровотечение, а ты его вышвырнула.

Каждое слово правды обрывало очередную веревку, отдаваясь болью в душе.

— Да, — ответила она, чуть ли не скучая, и скрестила руки на груди.

— А потом он вернулся, так? — Я впилась ногтями в ладони — останутся крохотные следы-полумесяцы. — И ты сказала ему, что я никогда не прощу его за то, что он не спас нас обеих, поэтому он должен уйти. А если он уйдет, ты скажешь мне, что у него было достаточно времени спасти обеих, но он оставил Лину умирать.

— Не может быть… — Энн осела на край дивана рядом с Евой.

— Матерь божья. — Взгляд Евы метался между мамой и мной.

Мама вздернула подбородок, устремив взгляд куда-то за окно. Веревки трещали и рвались одна за другой.

— Но ты имела в виду, что сама его не простишь. Откуда тебе было знать, что его не прощу я, раз ты мне так ничего и не сказала?

Я почти кричала, но мне было все равно. Я цеплялась за гнев, как за спасательный плот.

Она сглотнула и потянулась за бутылкой с водой, а затем принялась жадно пить. Парадоксально, что с паническими атаками мы боремся одинаково.

— Может, она не понимает, — прошептала Ева.

— Алли, говорить о Лине всегда было тяжело для… — заговорила Энн.

— Меня не волнует. — Ярость застилала мне глаза. — Почему, мам? Потому что ты увидела в нем — в моих чувствах к нему — угрозу? Поняла, что до моего восемнадцатилетия остался всего год, и тогда ты больше не сможешь контролировать меня, а Хадсон даст мне силы стать той, кем хочу стать я, а не той, кого ты хотела из меня сделать? — Я шагнула вперед, следя за бутылкой на случай, если она вдруг решит ее бросить. — Или ты так наказывала его — нас — за то, что он спас не ту дочь?

— Да.