Тогда зачем был нужен этот спектакль?

– Да, – сказала она, улыбаясь во все тридцать два. – Ты станешь старшей сестрой.

Я даже не знала, что у моей матери есть зубы, потому что она впервые при мне улыбнулась. Ее улыбки всегда предназначались папе. Мне казалось, что она состоит не из плоти и крови, как все нормальные люди, а из электрических проводов и стали. Ощущение в тот момент было такое, будто грудь сдавило в тисках. Я положила суши обратно. К горлу подступила тошнота, а на глаза навернулись горькие слезы. Она сидела передо мной, по-прежнему сверкая улыбкой. Была ли она так же счастлива, когда забеременела мной? Не думаю. В ее глазах я наверняка была всего лишь паразитом в теле. Меня разрывало от ненависти и ревности, а она ничего не замечала.

– Я решила поставить карьеру на паузу. На какое-то время. Врач сказал, что в моем возрасте беременность сопряжена с некоторыми рисками. Я ответила, что мне всего сорок четыре, – хихикнула она, – но, видимо, с медицинской точки зрения я уже одной ногой в могиле.

Я резко встала, чтобы дойти до кухни. Казалось, что я задыхаюсь. Что медленно умираю. Ради этого ребенка она рисковала жизнью, но пропустить одну из своих репетиций, чтобы прийти на мое танцевальное выступление, было для нее за гранью возможного. В ее жизни всегда было что-то лучше меня, важнее, чем я, не такое напрягающее, как я. Папа всегда находил время, чтобы прийти, и через несколько лет я перестала спрашивать у него, придет ли она. И бросила танцы, когда поняла, что это никогда не случится.

Эмма зашла за мной, все еще не замечая, что я на грани срыва. Будь там Лиам, он понял бы, что мое сердце разбилось. Снова. И эта мысль еще одним ножом вонзилась в грудь, потому что я больше не могла рассчитывать на то, что он утешит меня, как прежде.

– Я выбрала лучшего доктора на Манхэттене. Он сказал, что в первую беременность нужно…

– Первую что? – перебила ее я, леденея.

Она фыркнула.

– Само собой, я его поправила. Он просто предположил, что…

Больше я ее не слушала. Отправилась к входной двери, схватила сумку, телефон, обувь и выбежала, не обернувшись.

* * *

– Господи, да кому хватило яиц ее обрюхатить?

Начинаю смеяться сквозь слезы. Несмотря на то что я еще не успокоилась, нежность в глазах Лиама глубоко меня волнует. Он меня не осуждает, потому что понимает, почему я так отреагировала. Я уже не ребенок, и должна была проявить понимание, но я не могу. Эта история вскрыла старую, так и не зажившую рану.

– Я даже не знала, что она с кем-то встречается.

– Неудивительно, бедный мужик вряд ли хвастается этим на каждом углу, – насмешливо фыркает Лиам.

И вот я уже хрюкаю от смеха. Он так хорошо умеет меня успокаивать, что это даже пугает.

– Не смеши меня, я собиралась грустить.

– А я собирался обидеться на тебя из-за твоей дебильной выходки.

Большими пальцами Лиам стирает с моих щек последние следы визита Эммы.

– Бери сумку и пойдем.

– Что? Куда? А как же твоя работа?

– Я отменю встречи.

– Ты не обязан, Лиам.

– Я делаю это не потому, что обязан, а потому, что хочу.

Загоревшаяся в его красивых зеленых глазах искорка заставляет бабочек в моем животе встрепенуться.

– А хочу я тебя украсть.

– Оу.

– Больше энтузиазма, женщина.

– О-о-оу, – намеренно переигрываю я.

– Господи, ты иной раз прямо нарываешься на то, чтобы я перегнул тебя через колено и выпорол.

– А минусы будут?

Атмосфера становится наэлектризованной, и взгляд Лиама скользит на мои губы, когда я приоткрываю рот, будто забыв, как дышать.

– Осторожнее, Дэвис, ты посылаешь какие-то противоречивые сигналы. Ты меня ненавидишь, забыл?

Теперь мы оба пожираем друг друга глазами.

– О, поверь, Коллинз, об этом я не забываю, – говорит он, проводя языком по губам. – Мне не нужно любить тебя, чтобы хотеть увидеть, как ты кончаешь на моем члене.

Моя челюсть падает. Дерзкий ответ умирает, даже не родившись. Расстояние между нами резко сокращается. На наших лицах – вызов.

Он меня обезоруживает. Я выбиваю его из колеи.

И жажду, чтобы он прижал меня к стене. Чтобы целовал до крови. И он об этом знает. Но мучитель разрывает зрительный контакт, чтобы схватить меня за руку и, смеясь, потянуть прочь из кабинета, так, как дети обычно сбегают с уроков. Но смех обрывается, когда к нам, поджав губы, направляется его ассистентка. Ой.

– Мистер Дэвис, инвесторы ждут вас в четвертой переговорной.

– Перенеси встречу, у меня есть дела поважнее.

От Флоры не ускользает ни многозначительный взгляд, который бросает на меня Лиам, ни мои вспыхнувшие щеки.

– Лиам, – ласково переходит она на ты, – они прилетели в Нью-Йорк, чтобы встретиться с тобой. Их график расписан посекундно. Если ты отменишь встречу сегодня, я не знаю, когда мы сможем принять их в следующий раз, и кому, как не тебе, знать, насколько эта встреча важна.

– Флора права, увидимся позже, – говорю я, чтобы не заставлять его выбирать. – Мне все равно есть чем заняться.

– Нет, – отрезает он. – Перенеси эту встречу. Придумай какую-нибудь уважительную причину.

– Диарея всегда срабатывает, – шучу я.

Лиам хрюкает от смеха, Флора морщится, а я затыкаюсь. Между нами никогда не было проблем, но сейчас она явно хочет сжечь меня на костре.

– Лиам, твоя крестная будет недовольна.

– Вот и славно, у меня тоже накопился к ней ряд претензий.

* * *

– Дай ключи.

С намеком потираю пальцами под носом у Лиама, чтобы он отдал мне ключи от своего матового черного BMW i8. Я много месяцев не садилась за руль и даже не подозревала, насколько мне этого не хватало. Вот только Лиам смотрит так, будто на моей голове вдруг выросли рога.

– Ты уже водила в Нью-Йорке?

Качаю головой.

– Тогда я лучше суну член в пчелиный улей, чем доверю тебе свою детку.

– Твой мед я бы попробовала, – отвечаю я, поигрывая бровями.

1:1. Теперь его челюсть отваливается, и он молчит, не находясь с ответом.

– Пусти меня за руль, ну пожалуйста, – прошу я, возвращая нас к теме дискуссии. Но Лиам Каменное Сердце стойко игнорирует и мою дрожащую нижнюю губу, и жалобные щенячьи глазки.

– Эта детка не любит чужаков.

– Эта детка никак не отличит мою задницу от твоей.

Он делает оскорбленный вид, прижимая ладонь к сердцу.

– Ты только что назвала ее дурой?

И этот идиот, наклонившись над фарами, нежно гладит машину по капоту.

– Не