бесконечные диалоги из фильмов. Стоило услышать реплику или разговор, которые мне нравились, как я сразу их записывала, а потом редактировала, создавая свою версию текста. Главное достоинство бумаги и ручки заключалось в том, что написанное нельзя было стереть. Все оставалось на странице, и даже если я передумывала и вычеркивала слово, оно никуда не исчезало – просто становилось невидимым. 
Неприятно было видеть, как полиция забирает дневник, но что тут поделаешь.
 Я вышла на улицу за балетками. Полицейские начали выносить коробки из холла и грузить в фургоны. Библиотеку они так и не обыскали. Наверное, даже мысль о необходимости перерыть столько книг вызывала у них усталость. Еще одной комнатой, куда им не позволили войти, был кабинет Макса.
 Вскоре полицейские поняли, что не смогут уехать, пока кто-нибудь не уберет «мерседес», изрядно нашумевший при появлении. Но идти на поиски владельца никто не захотел. Поскольку другого выхода не было, рядовым полицейским велели пройти вниз по аллее и ждать у ворот, а начальство отправилось на кухню за угощением. Жизнь в доме вращалась вокруг кухни – наша экономка называла ее la cocina. Пальмира была не просто выдающимся кулинаром, она управляла хозяйством по-военному, вынуждая нас безоговорочно подчиняться своим приказам. Нельзя было не признать: свою работу полицейские выполнили на совесть и не нашли ни одного доказательства против Макса. Самое меньшее, что мы могли для них сделать в знак благодарности, – это как следует накормить.
 Я уже поднималась наверх в свою комнату, но, услышав цокот когтей Балисто, поняла, что гость Макса уходит, и поэтому поспешила к входной двери. Перед домом он попросил у полицейского зажигалку, а потом оглянулся, словно кого-то искал. Увидев меня, он подмигнул и помахал на прощание. Я махнула в ответ. Он направился к своей машине, по пути бросив взгляд на две коробки, которые еще не успели погрузить в фургон. Не колеблясь ни секунды и не заботясь о том, следит ли за ним кто-нибудь, он нагнулся, вынул из коробки какой-то предмет, спрятал под куртку и через пару минут уехал.
 Тем же вечером, когда все посторонние удалились и домашние наконец смогли перевести дух, мы с Балисто спустились на кухню перекусить перед сном. На обеденном столе лежали свежие малина и черника, на кухонной столешнице – жареный миндаль, в духовке – кукурузные лепешки, в холодильнике – огромные сладкие вишни… Пальмира потягивала терпкую вишневую настойку и тасовала карты Таро. В нашем доме она первой вставала и последней ложилась спать.
 •
 Я знала Пальмиру всю свою жизнь. До работы у Макса она трудилась поваром в резиденции аргентинского посла. Единственной причиной, почему Макс так часто его навещал, было мастерство, с которым Пальмира готовила морепродукты – особенно рыбу. Когда посол сменился, Макс не упустил шанса переманить ее, предложив более высокую зарплату и полную свободу в ведении домашнего хозяйства, включая право самой подбирать персонал.
 Хотя Пальмира жила и работала с нами больше тридцати лет, она продолжала говорить по-испански, изредка вставляя в речь английские слова.
 Она была высокой и стройной женщиной с острым носом и узкими губами. Ее главным украшением служили длинные, черные как смоль волосы, всегда заплетенные, закрученные в пучок и украшенные заколками в виде маков. Она обожала носить наши народные костюмы: красную или зеленую плиссированную юбку ручной работы, белую холщовую блузу и елек. Елек – это короткий жилет бордового цвета, обычно из бархата, расшитый вручную золотыми узорами: цветами, листьями или гербами.
 Точно так же, как некоторые люди по вечерам проверяют прогноз погоды на завтра, Пальмира перед сном обязательно обращалась к картам за советом.
 •
 Я открыла холодильник и достала несколько ломтиков копченой говядины. Балисто тут же сел рядом, давая понять, что он тоже не против перекусить. Мы поделили мясо.
 Пальмира уговорила меня разложить карты и загадать желание.
 – Но будь осторожна, – предупредила она. – Los deseos pueden ser peligrosos, especialmente si se hacen realidad.
 «Желания могут быть опасны, особенно если сбываются».
 Балисто зевнул и приподнял усы, будто спрашивая, можно ли ему тоже загадать желание – скорее всего, о том, чтобы я снова открыла холодильник. Увидев в моих глазах сомнение, Пальмира протянула колоду, чтобы я ее перетасовала.
 – К нам сегодня пожаловал очень интересный invitado, – продолжила она, имея в виду нашего гостя. – Es un periodista chileno. Vino a entrevistar al Señor Maksimo.
 «Он журналист-чилиец. Приехал взять интервью у сеньора Макса».
 Пальмира по праву гордилась своими дедуктивными способностями. Она была нашим лучшим шпионом-любителем и одинаково ловко вытягивала нужные сведения как из незнакомого полицейского, так и из прислуги.
 Однако в версии Пальмиры меня смутили явные несостыковки: (а) отец никогда не разговаривал с журналистами, независимо от того, откуда они; (б) этот якобы репортер приехал одновременно с полицией.
 Я не слишком доверяла умению Пальмиры предсказывать будущее. Тем не менее загадала желание – увидеть этого chileno снова, – левой рукой сняла верхнюю часть колоды, собрала карты обратно в стопку, разложила в прямую линию, ткнула в одну из них пальцем и перевернула.
 – El Loco, – произнесла Пальмира, поднимая бокал. – Шут. Значит, тебя ждет приключение. В чьей-то компании.
 «Кто же тогда шут?» – подумала я.
   Прошлое. Часть 2
   Формально у Макса была только одна дочь – я, и никто в этом не сомневался. Неформально же за эти годы он «усыновил» немало молодых парней. Им всем требовался наставник, а кто лучше Макса мог показать, как устроен мир? Он был очень внимателен к своим подопечным. Если кто-то из них оказывался умным, красноречивым или талантливым, Макс не позволял этим способностям пропасть зря: отправлял юношей в университеты, чаще – в ремесленные училища, пару раз – за границу…
 Макс никогда не пытался подражать Крестному отцу. Он не вербовал парней, ожидая от них ответных услуг в обмен на поддержку. Он просто пытался наладить их жизнь. Если же он видел в ком-то потенциал, которому сам не мог найти применения, то все равно не давал дару пропасть – рекомендовал парня знакомому или знакомому знакомого. Кто-то сказал бы, что Макс лез не в свое дело. И не ошибся бы. Суть была в том, что вмешательство в чужую жизнь позволяло Максу чувствовать себя хорошим человеком.
 •
 Всем знакомы истории о проходимцах из глубинки, мошенниках, аферистах, ловкачах и ворах, которые со временем оттачивают свое мастерство до совершенства и стремительно добиваются ошеломительного успеха. О них пишут книги, их увековечивают в кино. С Максом все вышло точно так же.