была манера задавать встречный вопрос и уводить разговор от любых личных или откровенных тем, если я не знала, что сказать. 
– Кого вы ищете? – осведомилась я с деланым безразличием.
 Он приподнял брови, услышав мой беглый английский, и на мгновение засомневался, не занесло ли меня сюда тем же поездом, что и его.
 – Босса, наверное. – Мужчина вытащил из кармана джинсов небольшой желтый листок и перевернул его так, чтобы я увидела имя. – Максимилиан Молер. Знаете его?
 Я указала на парадную дверь и посоветовала обратиться к лысому адвокату в темно-синем костюме – тот поможет найти нужного человека.
 – И зовут его Макс, – добавила я.
 Однако гость не ушел и просто стоял рядом, словно хотел составить мне компанию, раздумывая, что бы еще сказать.
 – Как вам машина? – Он кивнул в сторону коричневого монстра.
 Меня растрогала простота его вопроса. Незнакомец пытался удержать разговор на плаву.
 – Можно ответить честно? – уточнила я.
 Он рассмеялся, и в уголках глаз появились тонкие лучики морщин – едва заметные следы «гусиных лапок».
 – Редко встречаются красивые женщины, которые ценят честность. Валяйте, я выдержу.
 Гость снова улыбнулся, и на его щеках проступили ямочки. Мое лицо обдало жаром.
 – Звук у нее впечатляющий, – солгала я, раскачиваясь на качелях.
 Балисто замахал пушистым хвостом из стороны в сторону, подметая землю: мол, хватит болтать чепуху, дайте поспать.
 – На самом деле это не моя машина, я ее одолжил. Вместе с грохотом, который она издает…
 Он порылся во внутренних карманах куртки, нашел красную пачку «Мальборо» и протянул мне сигарету. Я покачала головой – чужих сигарет никогда не брала. Мужчина указал на маленькую черную коробочку, лежавшую на земле поверх книги и портсигара.
 – Это зажигалка? Можно воспользоваться?
 Это действительно была моя зажигалка, винтажная, в стиле ар-деко, покрытая черной эмалью и украшенная бриллиантами, – изделие парижского салона «Картье». Единственная ценная вещь, которую я всегда носила с собой. Я кивнула. Он присел, взял зажигалку и прочитал английское название книги. Возможно, узнал его, но ничего не сказал.
 – А что значит буква «A»? – спросил он, увидев гравировку на зажигалке.
 – Первая буква моего имени.
 На этом пора было остановить качели и вернуться в дом. Я забрала зажигалку из его рук, оставила книгу, портсигар и туфли и ушла, не оборачиваясь, лишив его возможности задать новый вопрос или как-то иначе продолжить беседу. Назвать ему свое имя значило проявить излишнюю и преждевременную откровенность. К тому же у меня не было ни малейшего желания представляться: люди обычно начинали вести себя совершенно иначе, когда узнавали, что Макс – мой отец.
 Балисто последовал за мной, недовольный тем, что мне не сидится на месте. Как только мы вошли в дом, он растянулся на полу в холле, охлаждая свою рыжеватую шерсть. Я перепрыгнула через него и поспешила в библиотеку, окна которой выходили на дуб с качелями. Библиотека была солидная: стены заставлены книгами от пола до потолка.
 Вдоль одной из стен, за массивным столом из бразильского палисандра, Макс разместил коллекцию классических детективов, которую собирал с юности, – бесценный архив тайн и загадок: сборники криминальных историй, тома Эллери Квина в твердых обложках, антологии преступлений и интриг, подборки расследований, рассказы об убийствах, шедевры остросюжетной прозы… На полках вдоль противоположной стены выстроились словари иностранных языков – от латинского до русского, энциклопедии по символике, мировым религиям, направлениям в искусстве, а также разнообразные тезаурусы и бесчисленные биографии художников, писателей и актеров. Далее шли книги по медицине: не только учебники, но и справочники, анатомические атласы, словари терминов и даже тематические журналы, хранившиеся в специальных зеленых кожаных футлярах с тиснеными ярлыками. Последнюю стену занимала классика от Данте Алигьери до Стефана Цвейга – роскошные издания в твердых переплетах, нередко на языке оригинала, без единой пылинки и в строгом алфавитном порядке.
 Это была моя любимая комната в доме – из-за больших потертых кожаных кресел цвета тимьянового меда. Их покрывали мягкие яркие лоскутные одеяла, которые сшила Mãe – так я называла мать. Имя звучит как «май». За чтением я провела в этих креслах несчетное количество дней и ночей, сидя боком, закинув ноги на огромный подлокотник и устроив голову на спинке. В холодное время года комнату согревал огромный камин, в котором горел огонь. Сейчас он казался заброшенным, как пустая театральная сцена. Я закрыла дверь, на цыпочках подошла к одному из окон и спряталась за портьерами из плотной парчи с переливчатым блеском, подглядывая сквозь щелочку. В библиотеке стояла зловещая тишина.
 •
 В школе у меня не складывались отношения с числами. В точных науках я была слаба. Читала только те романы, которые выбирала сама, а не те, что велели. Терпеть не могла анализировать литературу. Не выносила вопроса «Что хотел сказать автор?». Ненавидела зубрить даты, события, битвы. История становилась интересной, только когда превращалась в рассказ, иначе она утомляла. Я не любила писать сочинения. Зато у меня была способность к языкам, и к двенадцати годам помимо родного, который двадцать лет назад назывался сербохорватским, пока это название не исчезло, я свободно овладела английским, испанским, итальянским и немецким. Но не французским. Видимо, он оказался несовместим с моей группой крови. Изучение языков давалось мне легко; я ощущала себя хамелеоном, создавая новый образ в зависимости от того, на каком языке говорила. В детстве я болтала на разных языках с куклами, как это делают девочки во время игры. Когда я выросла, куклы исчезли, а навык подражать чужой речи остался.
 •
 Незнакомец стоял на прежнем месте и спокойно курил, наблюдая за домом, за полицейскими, сновавшими вокруг, и за кружившими в воздухе цветочными лепестками. Я вела себя по-детски, но лишь потому, что не хотела, чтобы наш короткий и неожиданный диалог оказался иллюзией, самообманом, чем-то, чего на самом деле не было. Поэтому я и задержалась у окна, желая убедиться, что этот мужчина реален. Меня пленили вовсе не его обаятельные остроты и не дерзость улыбки. Меня поразило полное отсутствие напряжения или опасности, когда я находилась рядом с ним.
 Как бы мне ни запомнилась наша первая встреча, до конца того дня мы больше не обменялись ни словом, хотя я внимательно следила за каждым его движением.
 Докурив сигарету, он вошел в дом. Я тихо приоткрыла дверь и осторожно выглянула в коридор. Гость перекинулся парой слов с нашим адвокатом, и тот отвел его в кабинет Макса.
 Балисто, демонстративно не подававший признаков жизни, раздраженно поднялся, недовольный скоплением чужаков на своей территории, и пошел за ними. Это было странно, ведь Балисто никогда не