Возвращайся домой. Сделаем вид, что у тебя не было никакого нервного срыва.
Неизвестный отправитель: Не забывай, что мы женаты, Сесиль. Не вернешься сама, я за тобой приеду. Найду в любой захолустной дыре, в которую ты забьешься, и верну. Пока смерть не разлучит нас, детка.
Остин останавливается и поворачивается ко мне, вздымая облачко пыли:
– Черт, это определенно угрозы.
– Если считаешь, что все слишком серьезно, скажи, и я уеду, – отвечаю я, поморщившись. – Не хочу подвергать опасности вашу семью. Он точно сдержит слово. Не сегодня и не завтра, может, даже не на следующей неделе, но рано или поздно он появится.
– Вообще-то я понимаю, почему он хочет тебя вернуть… – Остин краснеет, и мое сердце на мгновение замирает. – Но нет. Я никуда тебя не отпущу. То есть… если ты когда-нибудь решишь уехать, я пойму. Только после того, как мы разберемся с этой сволочью, ясно?
– Ясно.
– Если хочешь, расскажи Кейт, что случилось. Только пушку не упоминай, ладно?
Не дожидаясь ответа, Остин продолжает путь. Он, конечно, прав. Кейт неглупая женщина, ждущая второго ребенка. Если она почувствует реальную опасность, меня выставят за ворота сегодня же, и не важно, что мы друзья.
– Какого черта? – Кейт стоит на крыльце, уперев руки в бока, от чего ее живот выпирает больше обычного. – Ты почему отправил Джексона бог весть куда? Между прочим, звонок нас всех перебудил.
– Извини, – бормочет Остин, протискиваясь мимо нее в дом.
Кейт неодобрительно качает головой, явно сбитая с толку. Почему ее мужа разбудили ни свет ни заря в выходной, а его брат прохлаждается здесь?
– Кейт, мне надо кое-что тебе рассказать. – Я киваю в сторону плетеных стульев у входной двери.
Выдаю урезанную версию истории. Кейт забрасывает меня вопросами, я терпеливо отвечаю на каждый, подробно описывая все дерьмо, через которое прошла в последние три года. Краем глаза замечаю, как возвращается Остин с чашкой свежесваренного кофе и тихонько садится на ступеньки. Он слышал лишь о ночи побега, так что в моем рассказе и для него много нового. Кейт плачет в три ручья, видимо, из-за гормонов. Остин слушает молча, положив голову на руки, нога нервно притопывает по доскам. Я же на удивление спокойна, будто пересказываю прочитанную книгу, а не историю собственной жизни.
Дойдя до конца, по совету Остина опускаю сцену с пистолетом и почти не испытываю чувства вины: Кейт и без того рыдает так, будто все это произошло с ней.
Когда она немного успокаивается, мы втроем идем в дом. День проходит почти как обычно, разве что Остин со своими бумагами располагается за кухонным столом, а Кейт продолжает задавать вопрос за вопросом. Закончив работу, помимо обычной усталости чувствую, как сильно истощена эмоционально. Остин предлагает вернуться к нему, а я даже ответить не в состоянии, просто киваю и медленно иду к двери.
* * *
Минут двадцать мы сидим в блаженном молчании, потом он, наконец, заговаривает:
– Может, поужинаем здесь? – В глазах мольба.
– Господи, с радостью! – Я облегченно выдыхаю. – Не выдержу больше ни единой слезинки. Не знала, что во время беременности организм вырабатывает целый океан слез. Я уже боялась, как бы у нее обезвоживание не началось.
Весь день Кейт принималась всхлипывать, едва взглянув в мою сторону, а уж если я смотрела ей в глаза, слезы просто рекой текли. Несмотря на мои опасения, что стресс плохо скажется на ее здоровье, Кейт заявила, что хочет знать подробности, так что я пообещала ответить на любые вопросы. И тут же пожалела об этом. Не из-за неловкости, просто она рыдала так, что Остину пришлось увести Одессу поиграть на улицу, чтобы не волновать ребенка. А вообще-то откровенно поговорить обо всем было даже приятно. После трех лет одиночества я уже не надеялась, что смогу кому-то открыться.
– Отлично. Макароны с сыром? У меня тут с продуктами не очень.
– О-о, с удовольствием! Тысячу лет их не ела! – Утопаю в диванных подушках с блаженным стоном, от которого брови Остина ползут вверх. – А хот-догов, случайно, нет?
Кей-Джей терпеть не мог дешевой еды. Ему подавай изысканные дорогие блюда. Ни макарон с уже натертым на фабрике сыром, ни замороженных хот-догов или пицц, ни даже готовых завтраков, на которых я выросла. Даже если бы я умоляла о них, ни за что бы не получила. Более того, вообще ничего не получила бы.
– Тебе легко угодить. – Остин хлопает себя по бедрам и встает. – Макароны с сыром и хот-доги уже на подходе.
– Я помогу. Ставь воду, я достану сосиски. – Иду за ним, прекрасно понимая, что кухня слишком мала для двоих. Кожа теплеет от волнения, будто я девочка-подросток, которая надеется, что симпатичный мальчик коснется ее мизинцем на свидании с дуэньей.
Сколько ни смотри на кастрюлю, вода быстрее не закипит, так что я смотрю на Остина. Он прислонился к дубовому шкафчику, скрестив руки на груди. Вены на предплечьях бегут к бицепсам, скрытым рукавом рубашки. Вспоминаю, как соблазнительно он выглядел вчера без рубашки. Волосы на груди, еще мокрые после душа, впадинка над ключицей, рельефные мускулистые плечи… Глаз не оторвать. Он настолько красив, что это просто несправедливо по отношению к другим ковбоям, многие из которых считаются весьма привлекательными. А Остин, похоже, даже не осознает этого.
– О чем ты думаешь? – спрашивает он, поймав мой взгляд.
«О том, как сильно хочу сорвать с тебя одежду». Нет уж, я не такая дерзкая, чтобы озвучить свои мысли. Особенно когда его глаза буквально разрывают меня на части.
– Кейт засыпала меня вопросами, ты же не задал ни одного. Если хочешь, спрашивай.
Язык Остина упирается в щеку изнутри, глаза опускаются. Спустя несколько долгих секунд он произносит:
– Ты его еще любишь?
– Господи, нет! – отвечаю я, не задумываясь. – Когда все только началось, любила. Надеялась, это его изменит. А потом еще долго боролась с собой, когда стала понимать, что любовь ушла. Мне и сейчас иногда грустно, что все обернулось вот так. Нет. Я уже давно не люблю его. Поэтому и намерена подать на развод при первой возможности.
Остин, как всегда, молча фыркает.
– Еще вопросы?
– О да, у меня масса вопросов. Только не к тебе.
– А можно мне спросить? – произношу я, и его бровь приподнимается, а подбородок вздрагивает. – Твое отношение ко мне изменилось?
Нервно сглатываю в ожидании ответа, блуждаю взглядом по кухне: черные ручки шкафчиков, полосатое полотенце на дверце духовки, одинокий магнит в форме дерева на холодильнике. Похоже, нарисован Одессой. Не знаю, какого ответа жду. И «да» и «нет» звучат паршиво.
– Да. – Остин глубоко вдыхает, словно за нас двоих, потому что я вдохнуть не в состоянии. – Ты столько пережила! Самые стойкие люди, которых я знаю, не вынесли бы и половины. Ты же не просто вынесла, а сохранила