Чтобы приглушить гнев, растущий внутри, рассматриваю деревянные половицы, внимательно вглядываясь в каждую трещинку.

– А он не остановился на этом? – Дрожащими пальцами беру нежные ручки Сесиль в свои.

– Нет, – шепчет она. – Я уже вышла на улицу, когда он достал пистолет и сказал, что пристрелит меня, если я попробую сесть в машину.

В следующие мгновения в комнате слышится лишь беспокойное дыхание. Стены будто сжимаются, воздух густеет, каждая клеточка моего тела тянется к ней. Да пошло оно все, ее нужно утешить.

– Я сейчас обниму тебя, ладно?

Она медленно, едва заметно кивает. Скользнув пальцами по рукам, обхватываю ее плечи и притягиваю к себе, стараясь не замечать, как напрягаются мышцы. Прижимаю к груди, позволяя слезам просочиться сквозь рубашку прямо к сердцу. Вот бы вместе с ними впитать и ее муки, принять боль. Когда я в последний раз кого-то обнимал – чувствовал вес тела на груди, тепло дыхания на шее? Сесиль сейчас это нужно как никогда, на остальное плевать.

Через пару мгновений мышцы, наконец, расслабляются. Она прерывисто всхлипывает, и я сжимаю руки так крепко, что наши сердца стучат в унисон, аккомпанируя мелодии дыхания. Сесиль сворачивается калачиком, макушка упирается мне в подбородок.

– Извини, что вывалила на тебя столько дерьма. Рыдающая на коленях девчонка – точно не то, чего тебе хотелось в конце тяжелого дня.

Не могу видеть, как она плачет, но совершенно не возражаю против того, чтобы она сидела у меня на коленях.

– Тебе точно не стоило оставаться с этим дерьмом наедине. Правильно сделала, что пришла.

– Дома мне было страшно. Я не знала, куда пойти, и подумала, что здесь, с тобой мне ничего не угрожает.

Она ерзает, устраиваясь поудобнее, сладкий кокосовый аромат ее шампуня щекочет ноздри. «А и правда, пошло оно все в задницу!» – думаю я и провожу грубой рукой по шелковистым волосам.

И сердце мое в задницу. Не могу больше держаться на расстоянии или убеждать себя, что не хочу ничего серьезного. Да, будет больно, когда она меня бросит, но игра стоит свеч.

– Тебе ничего не угрожает. Пока я рядом, не позволю никому тебя обидеть, – шепчу я.

На душе неподъемный камень; не жить мне спокойно, пока ей есть чего бояться.

– Я знаю. – Два простых слова наполняют меня радостью. Если бы не жгучая боль, от счастья взлетел бы к потолку. – Остин?

– М-м? – Изо всех сил стараюсь не заснуть, прижимая ее к себе, как теплое одеяло.

– Ты воняешь потом и лошадьми.

– Да уж, не сомневаюсь, – смеюсь я. – Схожу в душ, а потом уложим тебя в постель. Переночуешь сегодня здесь.

Короткий кивок говорит больше, чем тысяча слов: она вне себя от ужаса. Часть меня жаждет, чтобы этот козел имел глупость заявиться сюда ночью. Ух, с каким наслаждением я вымещу на нем всю ярость и боль, поселившиеся в душе после рассказа Сесиль! Другая же часть хочет, чтобы ей никогда не пришлось даже мельком увидеть мужа снова.

Иду в ванную и включаю воду. Надеюсь, холодный душ разбудит меня и поможет продержаться до утра.

– Остин. – Вкрадчивый голос Сесиль сопровождает легкий стук.

– Что такое? – Я торопливо распахиваю дверь.

– Ничего, просто… можно я посижу здесь, пока ты принимаешь душ?

Знаю, она просто боится оставаться одна. Мой член, однако, другого мнения и теперь нашептывает мне нечто совершенно неуместное: может, будет безопаснее принять душ вместе?

– Ну, конечно! – После секундного замешательства я все же нахожу подходящий ответ, и Сесиль опускается прямо на холодную плитку у двери. – Только не сиди на полу. Или вернись в комнату, а я оставлю дверь открытой, или садись прямо сюда.

– Ладно. – Она усаживается на унитаз и закрывает глаза ладошками. – Давай. Обещаю не подглядывать.

Дрожащими пальцами расстегиваю рубашку и остаюсь в одних боксерах. Ванная маленькая, тесная; мы совсем рядом. Берусь за резинку, думая лишь об одном: вдруг откроет глаза? Мысль, что она увидит меня абсолютно голым, мгновенно приводит мой едва начавший подниматься пенис в полную готовность.

– Можешь открыть глаза, – говорю я, скользнув за шторку.

Хотя вода приятно массирует ноющие мышцы, чувствую я себя неловко. Потрясающая женщина по ту сторону занавески, ее паршивый муж-абьюзер и совершенно неуместный стояк – вот три вещи, меня занимающие, и ни с одной из них я не могу сделать то, чего мне так хочется.

Когда холодная вода, наконец, делает свое дело, я заворачиваюсь в темно-синее полотенце и выхожу из-за шторки. Ее взгляд скользит по мокрому телу и останавливается на груди.

– Господи, это что… клеймо?

Она вскакивает, кладет руку на выцветший шрам и проводит пальцами по контуру знака, осторожно, словно касается свежей раны. По телу бегут мурашки. О да, я жаждал ее рук на груди, только надеялся, что это произойдет при других обстоятельствах.

– Я же говорил, что пробовал на своей шкуре.

– Я думала, ты издеваешься. Ух, очень круто. Хоть и странно. А все-таки больно было?

Она поднимает глаза, но руку не убирает. Под мягкими пальцами кожа будто сгорает заново, как под раскаленным железом. Знал бы, что она так бурно отреагирует, давно выбросил бы рубашки.

– Приятного мало. Люди, знаешь ли, не так толстокожи, как коровы. Впрочем, с виски вполне терпимо.

– Теперь, когда ты сказал… у Денни и Рыжего тоже есть такое, да? Я не спрашивала, но предполагала, что ребята сделали это на спор. Так оно есть у всех здесь? Или под маской ответственного босса скрывается неукротимый сумасброд?

– Только у старожилов. У меня, братьев, Рыжего… у отца. И между прочим, я не всегда был занудой. Когда-то меня считали довольно веселым.

Сесиль со смехом качает головой, светлые волосы струятся по плечам.

– Да неужели?.. Впрочем, я не говорила, что ты зануда. На тебе куча коров и людей, которых нужно контролировать. Будь ты вполовину так безрассуден, как некоторые ковбои, ранчо давно бы обанкротилось. То, как ты управляешься с хозяйством, достойно восхищения, даже если ради этого иногда приходится быть брюзгой.

Ее пальцы продолжают гладить мою грудь, подушечки снова и снова обводят букву «У», будто она ворожит, проникая в самое сердце.

– Я раньше тоже была веселой, – произносит Сесиль задумчиво.

Раньше? Она же постоянно шутит, тусуется с парнями у речки, танцует с девочками на кухне и поет в саду.

– Ты и сейчас выглядишь веселой.

– Именно выгляжу. Потому что очень хочу стать прежней. – Кончики пальцев скользят по груди от плеча к плечу, оставляя россыпь искр под кожей. – Знаешь, мир не рухнет, если время от времени ты позволишь себе ослабить поводья и добавишь чуточку безрассудства