Я задержала дыхание, выжидая, что он скажет или сделает дальше. Краем глаза заметила длинную и узкую деревянную лодку со старым мотором. Она проплыла мимо, подняв волну. «La Dottoressa» закачалась. Я ухватилась за спинку кресла, чтобы не потерять равновесие.

Бастьян воспользовался моментом, и его рука быстро скользнула мне за спину, притянув ближе к себе. От него пахло свежим цитрусовым одеколоном и еще чем-то. Мятной жевательной резинкой. Я заметила крошечную родинку на левой стороне его шеи внизу.

– Где же ты хочешь, чтобы я была? – услышала я собственный голос.

Свободной рукой он взял мою ладонь, поднял ее и приложил к левой стороне своей груди.

– Хочу, чтобы ты была вот здесь.

Он мягко накрыл мою ладонь рукой, заставив почувствовать ритмичные удары его сердца.

В тот же миг, будто по молчаливому сигналу, Балисто заметил аиста и рванул за ним, спрыгнув с катера. Аист расправил крылья, словно плащ, и взмыл в небо, до смерти напугав глуповатых уток.

Спокойствию пришел конец.

Прошлое. Часть 4

Когда мы пришвартовали лодку и я проводила Бастьяна к воротам, мы попрощались. А потом решили встретиться снова – чтобы еще раз попрощаться. Он так и не сказал мне, где собирается провести следующий день.

Сознание того, что я увижу его снова, принесло слабое утешение и помогло дотянуть до утра. Я не спала. Всю ночь провела на балконе, в компании скверного настроения и полупрозрачного лунного света, дожидаясь рассвета. Балисто занял свое любимое место в моей комнате и смотрел на меня с озабоченным выражением на щекастой морде. Время от времени он тяжело вздыхал с сочувствием к моим страданиям, хотя те значили для него не больше мешка куриных костей.

Ночь разрушает разум, а думать во время бессонницы хуже, чем не думать вовсе: утомленный мозг – штука мстительная.

Остатки рассудка подсказывали, что нужно отдохнуть, но голова кипела. Что делать, если перед тобой стоит невозможный выбор?

На следующий вечер я попросила Бэмби отвезти меня в отель Себастьяна. Бэмби, в прошлом рестлер, был добродушным великаном с приветливым лицом, но среди людей чувствовал себя неловко.

•

На летней Олимпиаде 1980 года в Москве он выиграл золотую медаль, однако мечтал стать юристом. Парень был умный, но бедный. Его мать трудилась уборщицей в здании Верховного суда. Помимо основной работы она выполняла поручения судей: стояла в очередях в банках и на почте, чтобы оплатить их счета, убиралась в их квартирах, покупала цветы для их любовниц. Так она и познакомилась с Попкорном: она была сообразительной и нуждалась в деньгах, а Попкорну требовался информатор в суде.

В мае 1992 года Совет безопасности ввел экономические санкции против Федеративной Республики Югославии – красивое название для шаткого союза двух маленьких стран: Сербии и Черногории. Международная торговля и любые финансовые операции были запрещены. Путешествовать стало сложно, особенно для бизнесменов. Но на искусство и спорт санкции не распространялись, поэтому, если удавалось доказать, что поездка связана с участием в турнире, ее разрешали. Макс искал способ оформления виз для своих людей. Он убедил Министерство спорта зарегистрировать новые спортивные организации вроде ассоциации водных мотоциклистов или пляжного волейбола. Они существовали только на бумаге, не имели участников и не вели никакой деятельности. Еще Максу нужен был кто-то, похожий на спортсмена. Например, бывший атлет. Макс вспомнил о Бэмби и согласился оплатить его обучение в университете в обмен на выполнение пары-тройки поручений в Бельгии и Германии. Когда Бэмби окончил университет, то, ко всеобщему удивлению, сам попросил Макса взять его обратно и позволить работать на него.

•

Бэмби проследил, что я вошла в вестибюль и подала знак швейцару. Швейцар должен был сообщить на ресепшен о том, что я здесь, на случай если мне что-то понадобится. Бэмби уехал, а я спустилась на цокольный этаж, где находились магазины с товарами класса люкс. В одном из них торговали продукцией известного датского бренда, любимого меломанами. Макс закупал у них всю аппаратуру для дома, включая телевизоры, акустические системы, телефоны, CD-плееры и радиоприемники.

Владелец магазина знал меня и помог выйти из отеля через боковую дверь, предназначенную для персонала. Я не хотела, чтобы швейцар видел, как я ухожу. Я направилась к парковке отеля в поисках коричневого «мерседеса». Шаги Бастьяна отзывались эхом за моей спиной – он шел следом.

– Ты всегда носишь черное? – спросил он.

Да. Я выбирала черный вне зависимости от времени года или повода. Предпочитала строгие линии. В тот вечер на мне был стандартный наряд: укороченные черные брюки, черная вискозная блузка с элегантным V-образным вырезом и красные балетки. Единственное исключение касалось обуви, только она могла быть цветной. Бастьян, напротив, обожал носить яркие цвета – чем насыщеннее, тем лучше. В тот вечер на нем были джинсы и хлопковая рубашка пронзительного бирюзового оттенка, напоминавшего небо Флоренции в сентябре, сразу после дождя, в тот час, когда солнце уже село, а ночь еще не наступила. В такие моменты цвет неба становится особенным – глубоким сине-зеленым, и, когда он отражается в реке Арно, невозможно отличить небеса от земли.

– Как же так? Ты сегодня без футболки с логотипом? – дерзко спросила я.

Бастьян приподнял штанину ровно настолько, чтобы показать носок с изображением сжатого кулака, раскрашенного в синий, белый и красный цвета, с белой звездой на большом пальце.

– Подойдет? Это флаг Чили.

– Ты для меня слишком модный, – поддразнила я его. – Помню, мы договорились пойти в барбекю-ресторан… Но ты не против, если сначала немного прогуляемся?

– Конечно нет. Веди, – ответил он с галантным поклоном.

Недалеко от отеля находился огромный питомник растений, который к этому часу уже закрылся. Его ограждала проволочная сетка, но задние ворота, через которые обычно заезжали грузовики и фургоны с растениями, никогда не запирались. Мы толкнули калитку, пошли по длинной пыльной дорожке к самому широкому месту реки и добрались до небольшой цыганской общины, переселившейся из Италии и обосновавшейся на этом заброшенном клочке земли. Я наткнулась на них случайно несколько лет назад, когда приехала с Mãe за бугенвиллеями в горшках для ее сада.

Как бы убого ни выглядели их дома, у каждого имелся свой характер. С удивительной изобретательностью цыгане превращали все, что находили на свалках, в полезные вещи: старые люстры – в ветряные колокольчики, тракторные покрышки – в цветочные горшки, видеокассеты «Бетамакс» – в строительный материал для укрепления тонких стен, а мраморные надгробия – в столешницы. Они даже соорудили фонтан из