Один из самых богемных персонажей, скрипач по имени Пиццикато, часто беседовал со мной. Нас объединяла любовь к чтению, и я по возможности приносила ему книги.

Он был убежден, что является реинкарнацией буддийского монаха, поэтому брил голову и носил оранжевый шарф, цветом напоминавший кашаю – традиционное одеяние буддистов, прошедших обряд посвящения. Его лысая голова была наполнена восточной мудростью. Всякий раз, завидев меня, он говорил что-нибудь вдохновляющее. Тот вечер не стал исключением.

Пиццикато раскинул руки, расплылся в беззубой улыбке и сказал по-итальянски:

– Buonasera, signorina. Добрый вечер, синьорина. Знай: твой злейший враг причинит меньше вреда, чем твои неосторожные мысли.

Затем он повернулся к Бастьяну, пожал ему руку и добавил:

– Лучше одно слово, приносящее мир, чем тысяча пустых. Benvenuti. Добро пожаловать.

Бастьян выглядел озадаченным, но продолжал улыбаться.

– Come stai, Pizzicato? Как поживаешь? – вежливо спросила я.

Пиццикато сложил ладони, вытянув пальцы вверх, и ответил:

– Чувства приходят и уходят, синьорина. Мы становимся тем, о чем думаем.

Женщина неподалеку жарила баклажаны, красный перец и початки кукурузы на большом самодельном гриле. Пахло дымком со сладковатыми нотками. Мужчина в синем рабочем комбинезоне полировал крыло автомобиля тряпкой. Женщина рядом развешивала белье. Мальчик кидал сдувшийся баскетбольный мяч в ржавое кольцо, прикрепленное к одной из лачуг, а другая женщина рубила арбуз топором на импровизированном столе, сделанном из старой стиральной машины.

– Надеюсь, ты не против, что мы пришли сюда? – Я посмотрела на Бастьяна. – Знаю, это не самое красивое место для прогулок. Но мы постараемся не задерживаться надолго.

За нами увязалась стайка детей. Девочек завораживала моя обувь: алые лакированные балетки с ребристым шелковым бантом и золотой пластинкой посередине. Что за магия притягивает маленьких девочек к красным туфлям?

– Совсем не против. Я и раньше видел gitanos, цыган, знаешь ли. Они ведь не только в твоей части света водятся. – Мяч подкатился к его ногам, и Бастьян легонько пнул его обратно мальчику. – К тому же я бы пошел за тобой куда угодно.

Пылинка, подхваченная легким ветром, попала мне в правый глаз. Я остановилась и достала из сумки носовой платок. Бастьян забрал его у меня, велел приподнять голову и посмотреть вверх. Я не знала, что можно увидеть в сгущавшихся сумерках, но подчинилась, стараясь не моргать. Он осторожно провел платком по нижнему веку и произнес:

– Bajo la luna gitana, las cosas la están mirando, y ella no puede mirarlas. Лишь месяц цыганский выйдет, весь мир с нее глаз не сводит – и только она не видит[9].

Я пожалела, что у меня нет бумаги и ручки, чтобы записать эти слова. Пришлось повторять их про себя, чтобы запомнить. Позже я узнала, что это строки Федерико Гарсиа Лорки.

– Попробуй поморгать, – посоветовал Бастьян.

Неприятное ощущение в глазу исчезло. Его лицо было так близко… Я поймала себя на мысли, что хочу украсть его глаза, чтобы они всегда смотрели только на меня.

Каждый раз, когда нам по пути попадалась грязь, он давал мне знак перепрыгнуть.

– Зачем ты вообще сюда приходишь? – спросил он. – Странное место для прогулок.

– Я могу отправиться в любую точку на карте, но пойти мне при этом некуда. Это место где-то посередине.

Это было правдой, но лишь отчасти. Я действительно могла поехать куда угодно: у нас были машины, самолеты, лодки… И я много путешествовала. Месяцами находилась в дороге, посещала разные города, останавливалась в неприлично дорогих отелях, любовалась восходами и закатами в разных концах света. Но мне не хватало спутников. Когда люди узнавали, кто я такая, то сразу делали выводы и либо льнули ко мне, либо выражали явную неприязнь. А если не знали, то приходилось выдумывать факты и подгонять правду под конкретные обстоятельства. В конце концов я все равно оставалась одна и со временем перестала искать друзей.

– Рим – исключение, – добавила я, будто поправляя себя. – Это моя самая давняя любовь. Каждый раз, когда нужно исчезнуть, я лечу туда. Иногда всего на пару дней. На Пьяцце Навона есть старая церковь, базилика Сант-Аньезе-ин-Агоне. Когда заходишь внутрь, слева, прямо напротив статуи святой Агнессы, есть маленькая капелла, посвященная святому Себастьяну, и я всегда…

Мой голос затих, когда я осознала смысл своих слов.

Беломраморный святой, привязанный к стволу дерева и пронзенный стрелами… выглядел таким мужественным и притягательным… Неужели его имя – просто совпадение?

Формально я христианка, но не католичка. Да и то в этой религии меня привлекала лишь одержимость церквями.

Когда я родилась, большинство семей тайно оставались верующими и жили в страхе перед коммунистами, чья идеология отрицала религию. Люди ходили в церковь, стараясь не привлекать внимания. Иконы и реликвии прятали по домам. Главным зимним праздником был Новый год, а не Рождество. Меня крестили в маленькой православной церквушке рядом с известным источником святой воды. Говорят, эта вода исцеляет болезни глаз, поэтому ищущие чуда приезжают туда, пьют ее и омывают лицо. Бабушка и тетя дали денег священнику, чтобы он провел обряд.

Впервые отправившись в Рим, я пошутила, что встречаюсь с Богом, и была разочарована туристическим антуражем Ватикана. Мне чего-то явно не хватало. Скорее всего, раздражал шум. Для святого места там было слишком много болтовни на всех языках мира. Потом я открыла для себя бесконечное множество церквей по всему городу. Каждая была уникальна по-своему и хранила особую замкнутую тишину. Я поставила себе цель – посетить как можно больше церквей. Я не молилась, меня этому никто не учил. Обычно я зажигала свечи и оставляла деньги в ящиках для пожертвований.

Каких бы демонов я ни приводила с собой в церкви, покой и уединение внутри древних стен всегда обращали их в бегство. Я устроила себе настоящее испытание – посетить все девятьсот церквей и начала вычеркивать их из списка.

Я стала расспрашивать Бастьяна о Чили. Ему понадобилось немного времени, чтобы собраться с мыслями и погрузиться в воспоминания о доме в Кинтеро, виноградниках вокруг Сантьяго, пустынях на севере, пингвинах на острове Качагуа, вулканах и озерах на юге, городе Пукон на озере Калафкен… Его воспоминания напоминали короткие рассказы, в каждом из которых находилось место колоритному персонажу из набора дедушек, тетушек, дядюшек, кузенов, крестных и