– В Чили потрясающая еда, – просиял он. – Ничто не сравнится со сладостью манхара. Это десерт из сгущенки и сахара. Каждый раз, когда я его ем, накатывает ностальгия – он напоминает мне о детстве. – Бастьян на секунду задумался, перебирая в памяти прошлое. – А еще хлеб. Marraqueta con palta! Хлеб с авокадо.

Услышав про авокадо, я нахмурилась. В те времена это был редкий фрукт, еще не ставший культовым, как сегодня.

Голос Бастьяна превратился в легкий тихоокеанский бриз, приподнявший меня над живой балканской землей, на которой мы стояли. Он всегда оживлял свою речь жестами, из-за чего его рассказы напоминали кукольное представление. Я запоминала его движения, текстуру кожи, волоски на руках, форму пальцев.

Мне нравилось, что при каждой улыбке уголки его усов превращались в два острых клинышка, похожие на мохнатые клыки вампира, а на щеках появлялись ямочки.

Мы подошли к пологому участку земли, который цыгане иронично называли la sala – «гостиная». Это был плавный склон, спускавшийся к воде, с травой, покрытой старыми коврами и половиками, собранными за много лет. Металлические шесты поддерживали огромные пластиковые крышки от ящиков, скрепленные проводами, – это создавало иллюзию крыши. Хотя почва была бугристой, вокруг стояли старые, видавшие виды стулья. На одном из них спала пестрая кошка – белая, с квадратными черными и рыжими пятнами. Рядом лежала серая дворняжка. Пиццикато сидел на стуле напротив, закинув ноги на красный пластиковый ящик из-под кока-колы. Он возился со стареньким переносным радиоприемником: то ли разбирал его, то ли просто менял батарейки.

Противоположный берег реки сиял городскими огнями, словно кадр из старого цветного фильма. Прямо у воды стоял типичный деревянный стол для пикника с прибитыми по бокам скамейками. Я присела на столешницу, побоявшись, что если сяду на скамейку, то вся конструкция опрокинется.

Дети, шедшие с нами, подбежали к тощей собаке и кошке и разбудили их. Самая маленькая девочка в малиновом платье подошла ко мне и попросила примерить мои туфли. Я сняла их и протянула ей. Она захихикала, села на землю, сняла башмачки и надела балетки. Конечно, взрослая обувь была ей велика, но девочка не смутилась и даже попробовала пройтись, покружив перед нами. Когда она поднимала ногу, туфля спадала, и девочка скользила по коврам, как на коньках.

– Non infastidire la signorina, Karla! Не беспокой синьорину, Карла! – крикнул ей Пиццикато.

Девочка виновато на меня посмотрела, будто спрашивая разрешения остаться, и я, улыбнувшись, кивнула:

– Va bene. Все в порядке.

Бастьян стоял у воды, с руками в карманах джинсов, то ли задумавшись, то ли наслаждаясь видом. Каждый раз, когда я смотрела на него, по телу пробегала сильная дрожь. Я ловила себя на тех самых неосторожных мыслях, о которых упоминал скрипач. Они выводили меня из равновесия. Я радовалась, что Бастьян рядом, ведь завтра в это же время он уедет, а спустя мгновение – осуждала свои чувства и искала способ стереть их.

Женщина, которую я видела раньше, спускалась по склону с пластиковой миской в руках. На ней была юбка из искрящейся ткани с блестками и золотыми подвесками, напоминавшими монетки. Они издавали мелодичный звон в такт движениям бедер. Женщина прикрикнула на детей, которые спорили, кому принадлежат кошка и собака, а бедные животные не знали, куда деваться.

Бастьян обернулся, и женщина протянула ему миску с кусочками арбуза. Он поблагодарил и поставил угощение на стол рядом со мной. Девочка бросила туфли на ковре и подскочила к нам, но не смогла дотянуться до арбуза, поэтому Бастьян переставил миску на скамейку. Девочка, похоже, была им очарована. Как и я.

Он дотронулся пальцем до кончика ее носа и издал звук, похожий на автомобильный клаксон. Девочка расхохоталась. Потом уселась на скамейку и принялась есть арбуз. Сок с каждым укусом стекал по ее подбородку на платье. Я снова достала платок и попросила Бастьяна передать его девочке. Вместо этого он развернул хлопковую ткань и засунул один уголок за воротник малинового платья, превратив платок в слюнявчик.

Девочка наелась и вернулась к игре с моими туфлями, а платок по-прежнему болтался у нее на шее.

Бастьян извлек из нагрудного кармана пачку сигарет. Я ждала, что он что-нибудь скажет, а он только хлопал себя по рубашке. Ему снова понадобилась зажигалка: то ли он никогда ее с собой не носил, то ли привык пользоваться чужими. Он обшарил карманы джинсов и наконец сдался. Мне пришлось вновь одолжить ему свою зажигалку.

Бастьян подошел ближе, убрал прядь волос с моего лба и спросил:

– Что мы делаем?

– Не знаю, как ты, sabelotodo, а я краду последние крохи времени, что у меня остались с тобой.

Я назвала его всезнайкой по-испански, чтобы скрыть, насколько нервничаю. По тому, как напряглись мышцы на его шее, я догадалась, что он тоже на взводе.

– Мне нужно возвращаться.

Он закурил и вернул мне зажигалку.

– Знаю, я ведь не дура, – сказала я. – Просто сделала глупость.

– Какую?

– Загадала желание, – не стала таить я и хихикнула.

Он усмехнулся, не понимая, что я имею в виду.

– Можно я буду тебе писать? – спросила я, цепляясь за призрак надежды.

Вдруг письма станут нашей ниточкой?

Впоследствии я поняла, что надежда – самое бесполезное чувство. Не более чем плацебо для психики.

Бастьян покачал головой. Мы столкнулись с безвыходной ситуацией, когда чем больше думаешь, тем запутаннее все становится. Бесполезные размышления затягивают в водоворот и одновременно душат. Сегодняшняя встреча была ошибкой, но ни один из нас не соглашался это признать.

Так что я просто сидела. Вежливо делала вид, что понимаю трудности нашего положения. И при этом словно разваливалась изнутри на части.

Из радиоприемника, с которым возился Пиццикато, доносились нежные звуки музыки. Он все крутил большую боковую ручку, пытаясь поймать станцию без помех, пока не понял, что нужно поднять антенну повыше. Девочка, шаркая в моих балетках, подошла к мягким креслам и села рядом с остальными детьми.

Бастьян молча стоял и курил. Это была импровизированная игра – каждый выжидал, подстрекая другого сделать первый шаг. Мы были полной противоположностью друг друга. Образцовый борец с преступностью и дочь криминального босса. Такими мы были. И такими останемся навсегда.

– Ты слышала легенду о Ла-Пинкойе? – спросил он, выдыхая сигаретный дым. – Она была богиней и жила в Тихом океане. Говорят, если она танцевала лицом к холмам, это был дурной знак, рыбы не жди. А если лицом к морю – улов был богатым. Ты такая же. Я не знаю