– Хорошо, – сказал коллега, – я попробую, но с тебя ужин в ресторане.

– Ужин, так ужин, – согласилась я. – До связи, – и опустила телефон.

– Мне показалось, или ты только что назначила свидание другому мужчине? – спросил Воронов.

– Давай мы потом отрепетируем сцену ревности, – предложила я. На лицо снова упала капля дождя, за ней вторая. Я склонилась к могиле и прочитала имя:

– Лэйте. Очень знакомое имя. Жаль, что только оно одно, ни фамилии, ни отчества.

– Так захотела мама, – раздался голос, и мы с Вороновым оглянулись. Позади нас стояла Алина и куталась в розовую курточку. – Здесь похоронен мой брат.

– Вы знали, что у вас был брат? – удивилась я.

– Конечно, – ответила девушка, подходя ближе. – Маме становилось хуже, она постоянно звала Лэйте. Я стала спрашивать у ее, у отца, у Аритэ. И в один из дней, когда мне было четырнадцать, папа мне все рассказал. Когда они поженились, мама уже была беременна, но мой брат умер сразу после рождения. Его похоронили здесь.

«Очень сильно сомневаюсь, – мысленно ответила я. – Особенно в том, что Болотов назвал своего сына Лейтэ».

– От чего он умер? – спросил Воронов.

– Внезапная детская смертность, – ответила Алина. – Мы не скрываем этого, но и не афишируем, тем более, когда кто-то упоминает об этом при маме, у неё наступает ухудшение. Скажите, какое отношение мой умерший брат имеет убийству отца?

– Пока не знаю, но обязательно выясню, – пообещала я, но, кажется, мои слова не произвели на девушку ни малейшего впечатления. Алина казалось немного рассеянной, а ещё очень уставшей. Вдалеке прогремел первый раскат грома.

– Вы именно за этим приехали? Посмотреть на могилу брата? – спросила она немного резко и тут же попыталась смягчить тон: – Простите, у меня была тяжелая ночь.

«У меня тоже», – могла бы ответить я, но не стала. У горя нет степеней сравнения.

– Нам нужен альбом с фотографиями учеников вашей матери.

– Зачем? Впрочем, неважно. Мама сейчас спит, альбомы на стеллаже в её студии. Самый нижний ящик. Будьте добры, как закончите, закройте дверь, чтобы внутрь не попала вода. Если картины намокнут, мама расстроится.

– Конечно, – пообещал Воронов.

Девушка кивнула, обхватила себя руками и медленно пошла обратно к дому.

20

– Какой альбом мы ищем? Или не альбом? – спросил Андрей, когда мы оказались в студии, а дождь забарабанил по крыше.

– Не знаю. Мы ищем её ученика с инициалами ЛВ. Нужно узнать, кто был отцом ребёнка Болотовой. Мы ищем его. – Я указала на картину, которую мы видели в прошлый раз.

– Хорошо. Они здесь, – произнес Воронов, вытаскивая стопку альбомов в красных обложках с нижнего яруса стеллажа. – Как и сказала Алина.

– Разделим пополам? – предложила я, забирая у мужчины половину стопки. – Давай, устраиваемся за столом.

– Я бы предпочёл свой кабинет и чашку горячего чая, – проворчал Андрей, открывая первый альбом.

– Я бы тоже предпочла твой кабинет. Никогда не бывала в кабинетах адвокатов. Я вообще не была уверена, что у них есть кабинеты.

– Ну за всех говорить я не могу, а что касается меня и моего кабинета… Мы это исправим, – пообещал Воронов. – Позже я обязательно приглашу тебя в гости.

Следующие минут сорок тишину в мастерской нарушали лишь шорох страниц и приближающиеся раскаты грома. Работа была монотонной и не особо интересной. Перевернуть лист, пробежаться глазами по лицам и инициалам, закрыть, взять следующий альбом. Очень скоро от калейдоскопа лиц у меня забило в глазах.

– Эх, надо было захватить с собой что-нибудь на завтрак, – посетовал мужчина.

Слова о завтраке снова напомнили мне об отце, я посмотрела на смартфон, ни одного вызова из больницы, вообще ни одного вызова. Я захлопнула свой альбом и спросила:

– Нашел что-нибудь?

– Нашел двоих, Лину Ветрову и Валерия Латова. И если первая явная уроженка острова, но девочка, то второй чистый славянин. Но я записал на всякий случай. А ты?

– У меня ничего.

– А что говорит твоё чутье?

– Оно говорит, что мы не успеем до вечера. – Я откинулась на стуле.

– А если побольше веры в себя? – Андрей коснулся моей руки и провёл пальцем от плеча до запястья. Как же мне хотелось взять его за руку, переплести его пальцы со своими. – Ты почти раскрыла это дело, ты построила отличную версию на куче разрозненных фактов и предположений. Ты отличный оперуполномоченный.

– Смотри, перехвалишь. – Я не могла не улыбнуться, посмотрела на стопку альбомов. Болотова проработала в школе более двадцати лет, и выпустила немало детей, даже если она их уже не помнит.

Наверное, что-то изменилось в моем лице, потому что Андрей вдруг сказал:

– Да, вот оно. Что пришло тебе только что в голову?

Я вскочила, посмотрела на картины, на Андрея, а потом снова на корешки выпускных альбомов.

– Предположим у тебя есть любимый ученик. И не просто отличник, а на самом деле любимый. Молодой парень и старших классов. Настолько любимый, что ты беременеешь от него.

– Как я и говорил, что-то у меня в этом плане с фантазией туговато, – пробормотал Андрей.

– Ну что-то случается, любимый исчезает, – продолжала я. – Сейчас даже неважно по какой причине. А ты, как можешь, устраиваешь свою жизнь.

– Все это ты уже предполагала.

– Но иногда… Иногда тебе так хочется увидеть его лицо. Вспомнить, как это было. – Я вернулась к столу и посмотрела на альбомы. – Что ты будешь делать? Возможно, ты откроешь школьный альбом, где есть его фотография. Откроешь не раз и не два, тогда как другие будут пылиться на полке до редких визитов твоих учеников. Но не этот. Я провела пальцами по корешкам. Все они выглядели как новенькие. Все, кроме одного, который я вытащила из своей стопки, положила на стол и открыла. Вернее, он сам открылся, стоило мне взяться за обложку. Открылся ровно на той странице, на которой её открывали сотни раз до этого.

– А вот и ты, – сказала я.

– У меня небольшое дежавю, словно я его где-то видел. Именно такого, молодого… – сказал