– Знаешь, мне кажется, у нее под курткой пистолет, – шепнула я Эмуну после того, как мы поставили воду, кофе и чай на два подноса.

Он и ухом не повел.

– Ну, это меня нисколько не удивляет.

Когда мы подходили с подносами к залу, я услышала, как Антони комментирует стрижку Луси. Видимо, во времена их знакомства волосы у нее были длинные. Я поискала глазами маму, но в комнате ее не оказалось.

– А где Майра? – спросил Эмун, когда мы поставили подносы на столик возле дивана.

– Пошла за планшетом, – пояснил Антони. – Он заряжается в подсобке у Адальберта.

Я села рядом с Антони, и Луси не сводила с меня глаз. Я выдержала ее взгляд, не моргнув и глазом. Мое внимание привлекли ее серьги – маленькие аквамарины грубой огранки. Она поняла, что я заметила.

Ее взгляд скользнул по моим ушам к шее, а затем к рукам.

– Я не могу его носить, – объяснила я, беря чайник и начиная разливать чай по чашкам.

Впервые Луси была застигнута врасплох.

– Что значит ты не можешь? Ты должна его носить.

Я покачала головой.

– Он для меня смертельно опасен. Отчасти поэтому мы вас и вызвали.

Луси посмотрела на меня так, будто на моем лице вдруг появился второй рот.

В комнату вошла мама с планшетом и папкой увеличенных и распечатанных фотографий. Она села рядом с Луси, но не вплотную, планшет и папку поместила на широкую столешницу, раскрыла папку, вытащила из нее шесть фотографий и разложила перед гостьей в ряд.

– Антони говорит, вы умеете читать на атлантском, – сказала Майра, взяла чашку с чаем и откинулась на спинку дивана.

Луси сосредоточилась на фотографиях. Ее взгляд медленно изучал лежащие перед ней изображения руин. Она сдвинулась вперед.

– Где вы это взяли?

Учитывая скрипучесть ее голоса, тон было определить сложно, но на лице ясно читалось потрясение. Она поднесла поближе к глазам одну из фотографий.

– Это долгая история, которую мы с радостью вам расскажем, если согласитесь помочь, – ответил Эмун.

– Помочь в чем? – Она оторвала взгляд от фотографии и перевела на Эмуна.

– Мы хотим найти источник заклятия сирен. – Я поставила свою чашку и положила руки на колени. – Понимание того, что написано на этих фрагментах, должно помочь нам напасть на след, но прочесть нам никак не удается.

– По крайней мере, получается недостаточно хорошо, – вставил Антони.

Луси глянула на него, и в уголках ее губ заиграла едва заметная ухмылка, однако в полноценную улыбку не переросла.

– А ты ведь запомнил кое-что из того, чему я тебя учила, верно?

– Немного.

– И ты считал, что это выдумки.

– Ты говорила мне много такого, что я считал выдумками, – ответил Антони. – Но это же правда? Все эти произведения искусства, все эти гербы и статуи. Они действительно изображают тебя.

Луси протяжно выдохнула.

– Не нужно было тебе говорить. Мне в самом деле стоит бросить пить, – добавила она. – Из-за этого я становлюсь небрежной. Возможно, я думала, ты забудешь, а может, решила, что это неважно, поскольку ты все равно уезжал из Варшавы. Это было безответственно и глупо с моей стороны.

– Мы рады, что вы все-таки ему рассказали, поскольку это знание, возможно, спасло ему жизнь, – сообщила я Луси.

Она молча выслушала наше с Антони и Эмуном повествование о группе «Винтерхюр» и обнаруженных нами в подземном зале драгоценных аквамаринах. Мы поведали ей о том, что эти камни позволяют людям дышать под водой и что негодяи из «Винтерхюра» планировали продать их тому, кто предложит самую высокую цену. Также мы признались, что привезли аквамарины с собой и изначально собирались вернуть их сиренам, всем, кого сможем дозваться. Но потом Эмун сформулировал проблему с заклятьем.

В глазах Луси появился опасный блеск, когда Майра вкратце сообщила ей о том, что произошло с Океаносом и жившими там сиренами.

– Океанос был моим домом, – проскрипела Луси и посмотрела на мою мать. – Это было задолго до вашего рождения. А потом моим домом стала Варшава.

– Как это возможно, что русалка выбирает своим домом город без выхода к морю? – поинтересовалась я.

По мере того как время шло и мы посвящали Луси в свои тайны, она становилась уже не такой страшной. Она не назвала нас свихнувшимися и не бросилась обратно к своему мотоциклу. Все это ее даже заинтересовало. Теперь, когда лед немного подтаял, я почувствовала себя достаточно уверенно, чтобы немного прощупать почву.

– Река Висла протекает через Варшаву, а затем дальше на север к Балтийскому морю, – объяснила она. – У меня есть доступ к реке через подземный проток, ведущий прямо от дома. Я могу мгновенно и в любое время оказаться в пресной воде, а в соленой – если есть время преодолеть путь до Балтики. – Она слегка вздернула подбородок. – Если только можно назвать Балтийское море соленым. – Луси посмотрела на меня. – Вот так я и услышала твой зов. В тот момент я плыла. По Висле.

Для меня стало открытием, что она могла слышать мой голос в пресной воде, но я не стала говорить об этом вслух.

– Вам никогда не хотелось вернуться в Океанос? – спросила мама.

– Как я уже сказала, теперь Варшава мой дом. И останется моим домом до самой моей смерти; я больше не покину ее. Я уже совершила эту ошибку однажды, и повторять ее не собираюсь. – Она метнула взгляд на меня. – Если, конечно, не услышу зов, который не смогу проигнорировать.

– Больше я так с вами не поступлю, – заверила я и, не успев опомниться, подняла руки в защитном жесте. – Но сейчас мы будем вам очень признательны за помощь.

– Сдается мне, вы поставили себе невыполнимую задачу, однако желаю удачи, – ответила Луси, снова опустив взгляд на лежащие перед ней фотографии. – Я сделаю все, что смогу. И если каким-то чудом у вас получится помочь сиренам, признательна буду уже я. – Она дернула подбородком в сторону Эмуна, что, как я поняла, было некой ее особенностью. – И если снятие заклятья приведет к тому, что ему подобных станет больше, за это я тоже буду вам благодарна.

Мы облегченно посмотрели друг на друга: Антони, моя мать и я. Но, глянув на Эмуна, я заметила,