была не способна сопротивляться. Возможно, Луси оказалась могущественнее в силу
такого возраста. Возраста и силы. У меня возникло ощущение, что она слышала меня с самого первого раза, но предпочитала игнорировать. И еще мне стало любопытно, каково это, когда кто-то вторгается в твое сознание и зовет. Отогнав от себя эту мысль, я сосредоточилась на другом. Вместо того чтобы просто приманивать Луси к себе, я попыталась несколько углубить нашу связь.
«Ты нам нужна».
Я почувствовала упрямое нежелание признавать мое присутствие.
«Я не уйду, – мысленно сообщила я Луси. И добавила после паузы: – Прости».
Разговор получался туманный и трудный. Я бы с радостью объяснила Луси подробнее, с чего рискнула ее побеспокоить, но понимала, что буду только дальше запутывать и раздражать ее.
Я просила ее посетить меня и не оставляла усилий до тех пор, пока она не признала с неохотой мое присутствие и не позволила сопротивлению исчезнуть. Она не обрадовалась. Я чувствовала ее недовольство так же явственно, как собственное нежелание вторгаться в ее жизнь.
Но все же она шла на мой зов, и только это имело значение.
Я открыла глаза, и внешний мир снова принял меня в свои объятия. Моего слуха достигали разные звуки, волосы трепал ветер. Вокруг стемнело, и на горизонте цвета индиго мне подмигивало несколько звезд. С ощущением онемения во всем теле я поднялась на ноги и отправилась домой.
На дороге, где-то посередине между углом особняка и задними воротами, ведущими во двор, я увидела Антони. Он заметил меня, остановился и подождал.
– Я уже начал беспокоиться. – Он чмокнул меня в губы, приобнял за плечи и повернулся в сторону дома.
– Немного затянулось.
– Но у тебя ведь получилось? Ты дозвалась? – Антони смотрел на меня сверху вниз, на его встревоженное лицо легли полосы света от уличного фонаря.
– Дозвалась.
– Тебе известно, когда она будет здесь?
– Скоро. Прости, но это все, что я знаю.
– Запутанно. – Антони попытался улыбнуться, но мне была хорошо заметна тревога в его глазах.
– Почему ты беспокоишься? – спросила я, хотя мне казалось, что и так понятно.
Антони выдохнул, но улыбка исчезла.
– Странно, да? Встречаться с бывшей. Хотелось бы избежать неловкости.
– Не получится. – Я не смогла удержаться и ответила честно. – Но ты в этом не виноват. У тебя есть бывшая, так уж случилось, что она сирена, и как раз та, что нам нужна. Я благодарна судьбе за то, что ты ее когда-то встретил. Если бы этого не произошло, эта загадка поставила бы нас в тупик.
Мы подошли к воротам, Антони отодвинул щеколду и толкнул створку, пропуская меня вперед.
– Что я могу сделать, чтобы облегчить тебе задачу? – спросил он.
На этот вопрос ответить было сложнее. Хотелось ли ему услышать мое признание, что втайне я желаю, чтобы он недвусмысленно дал понять Луси, что я его единственная женщина – точнее, единственная сирена? Мне хотелось, чтобы она знала: что бы ни происходило между ними раньше, это давно закончилось и никогда не разгорится вновь. Я хотела, чтобы в ее присутствии Антони бросал на меня любящие взгляды, как бы тайно прикасался ко мне хоть кончиками пальцев. Мне хотелось, чтобы она видела его равнодушный, лишенный эмоций взгляд, если он обращен на нее.
Сущий, конечно, бред. Умом я все понимала. Будь Луси человеческой женщиной, я бы вряд ли испытывала подобные чувства. Да чего уж там, я точно знала, что не испытывала бы. Но Луси – не человек. Она сирена, к тому же невероятно старая и опытная. Она была бывшей моего любимого мужчины, и потому для меня все не так однозначно, как если бы она оказалась обычной девушкой.
– Ты и так все делаешь, – вырвалось у меня после всей этой внутренней чехарды мыслей и эмоций, кувыркавшихся в моей голове, словно галька в откатывающей от берега волне. – Это ведь отношения с твоих университетских времен, так что не нужно ничего делать. Нам повезло уже в том, что ты был знаком с ней, пусть и не зная о ее сущности.
Вид у Антони по-прежнему был несчастным.
– Чувствую себя по-дурацки.
– Почему? – Я остановила его и положила ладони на его предплечья.
– Потому что она ведь сказала мне, кем была. Ясно как день. Она показывала мне произведения искусства в городе и даже мало-помалу учила тому, что я считал выдуманным языком. Но все это было настоящим! Она понимала, что я никогда ей не поверю, и просто поддерживала мое убеждение, крутя фактами, не отличимыми от сказки. Поэтому я и чувствую себя идиотом. – Выражение его лица стало страдальческим. – Это унизительно.
Я вскинула руки и обняла Антони. В этот миг от противоречивых и противоречащих здравому смыслу чувств – ревности, неуверенности и неловкости – не осталось и следа.
– Ты не должен чувствовать себя глупо. Ты просто реагировал как любой другой человек, которого потчуют подобной историей. Мир не знает о нашем существовании.
– Ну, кое-кто в Варшаве знает. Иначе с чего бы все эти художники стали изображать Луси – настоящую живую русалку – на своих гербах и в своих парках?
Я отпустила Антони и отступила назад.
– Если хочешь, мы можем спросить у нее об этом, когда она появится.
– Я люблю тебя, – вдруг сказал он.
– Я знаю.
Мы молча прошли через двор и быстро зашли в дом, чтобы сообщить остальным о прибытии очень важной гостьи.
Глава 2
По мере приближения рокот мотоцикла, напоминающий ворчание бесцеремонно разбуженного великана, становился громче.
В открытых воротах особняка Новаков показалась стройная мотоциклистка на старинного вида байке, и я встала со ступеней крыльца. За моей спиной открылась дверь, и из дома вышла мама. Она спустилась по ступеням, и мы вместе сошли на подъездную дорожку, где тем временем остановился мотоцикл.
Луси откинула подножку и поставила свой байк.
Время остановилось, пока она просто смотрела на нас с мамой в упор, а мы таращились на нее.
Разглядеть ее лицо, пока его скрывал блестящий сине-зеленый шлем с черным визором, представлялось невозможным. Одета в темно-коричневый кожаный костюм: облегающую короткую мотокуртку и штаны. Ботинки на шнуровке доходят до середины голеней. На руках мягкие, изрядно поношенные черные кожаные перчатки. Первым делом Луси стянула их, явив нам длинные пальцы с острыми ногтями и бледную, как у меня, кожу. Руки метнулись к ремешку шлема, застегнутому под подбородком чуть сбоку. Расстегнув замок, она обеими руками взялась за шлем и сняла его с головы.
Из-под шлема показались светлые волосы, но не рассыпались