и даже кувшин с чем-то, что искрилось, как лимонад. 
Я уставилась на это изобилие, забыв и про слёзы, и про усталость, и про то, что я всего несколько часов назад была кассиром в супермаркете.
 — Это… всё для меня? — прошептала я, не в силах оторвать глаз от еды.
 — Если вы предпочитаете голодать, я могу всё это убрать обратно, — сухо заметил он, снова подходя к своей кровати.
 — Нет! — вырвалось у меня так быстро, что я чуть не споткнулась о собственные ноги, подскакивая с дивана. — То есть… спасибо.
 Я подошла к столу, всё ещё не веря своим глазам. Пахло невероятно. Я осторожно ткнула вилкой в мясо — оно таяло. Отломила кусочек булки — она была воздушной и тёплой. Я набросилась на еду с таким аппетитом, будто не ела неделю, забыв обо всех приличиях. Суп был волшебным, мясо — божественным, а тот искрящийся напиток оказался чем-то средним между грушевым соком и шампанским, только без алкоголя.
 Я ела, а Каэлен сидел на краю своей кровати, молча наблюдая за мной. Мне стало неловко.
 — Вы… не будете? — спросила я с полным ртом, указывая вилкой на еду.
 — Я ужинал, — ответил он коротко. Потом, после паузы, добавил: — До того, как мою вечернюю рутину нарушило появление… гостя.
 Я проигнорировала его колкость, слишком уж была счастлива набивать желудок. Когда последний кусочек мяса исчез, а от булочек остались лишь крошки, я откинулась на спинку стула с чувством глубокого удовлетворения.
 — Спасибо, — сказала я уже искренне, глядя на него. — Это было… невероятно.
 Он кивнул, встал и снова щёлкнул пальцами. Стол, стул и вся посуда бесшумно растворились в воздухе, не оставив ни крошки.
 — Теперь, — произнёс он, и в его голосе снова зазвучала привычная сталь, — вы сыты. Ваш… предмет гардероба больше не причиняет неудобств. Условия для сна созданы. Больше никаких причин для шума. Ясно?
 — Ясно, — кивнула я, чувствуя, как благодарность и сытость, наконец, перевешивают обиду. Но одно крошечное, назойливое желание всё ещё не давало мне покоя. Я чувствовала себя липкой и пропахшей потом, после безумного дня, и мысль о чистой коже казалась таким же недостижимым благом, как возвращение домой.
 — Э-э-э, — начала я неуверенно, ловя на себе его взгляд. — Есть ещё одно… маленькое пожелание. Я помыться хочу. Быстренько в душ сбегаю и всё. А вы можете спать спокойно.
 — Душ? — он поднял одну бровь, и в его глазах вспыхнула знакомая искорка сарказма. — Могу организовать душ из шланга в саду. Но если вы не забыли, вам далеко от меня уходить нельзя. Так что поспать мне, видимо, не удастся. — Часы с кукушкой, висевшие где-то в глубине комнаты, словно в подтверждение, прокуковали четыре раза. Было четыре часа утра.
 Я собрала всё своё терпение, какое только осталось в кулак.
 — Вот, вы представляете, я весь день работала, у нас ужасная жара была. И я… весь день мечтала душ принять. Терпеть не могу, когда от меня потом пахнет. Да и спится лучше, когда чистая.
 Он смотрел на меня несколько секунд, будто взвешивая, не проще ли ему превратить меня в статую и, наконец, выспаться. Но потом, с тяжёлым вздохом, он поднялся и направился к противоположной стене комнаты, где я раньше не замечала никакой двери. Он провёл рукой по резной деревянной панели, и та бесшумно отъехала в сторону.
 — Идёмте, — бросил он через плечо.
 Я последовала за ним и замерла на пороге. Это была не просто ванная. Это был настоящий храм чистоты. Стены из тёмного мрамора, золотые смесители, и посредине — огромная, круглая купель, больше похожая на небольшой бассейн. Каэлен щёлкнул пальцами, и ванна начала наполняться ароматной пеной и водой, которая переливалась перламутровыми бликами.
 Я подошла к краю, обернулась и ждала, когда он, наконец, выйдет и закроет дверь. Но он не двигался с места. Он опёрся плечом о косяк двери, скрестил руки на груди и смотрел на меня с таким видом, будто наблюдал за особенно скучным экспериментом.
 — Ну? — произнёс он. — Вы же так сильно этого хотели. Приступайте.
 Я почувствовала, как горячая краска заливает мои щёки.
 — Но… я думала, вы выйдете, — пролепетала я, смущённая до глубины души.
 Он медленно, с театральной выразительностью, покачал головой.
 — Милая Элина, — его голос был сладок, как яд, — если я выйду, дистанция между нами может увеличиться ровно настолько, чтобы мы оба испытаем крайне неприятные ощущения. Так что придётся вам купаться вот так, в моём присутствии.
 — Ну глаза-то вы закрыть можете? Или отвернуться?
 — Я не собираюсь глазеть на вас — у меня, поверьте, есть дела и поважнее. Приступайте уже.
 Мы стояли, уставившись друг на друга, — он с холодным вызовом, я — с горящими от смущения щеками. Вода в ванне тихо плескалась, дразня меня своим ароматом. А в голове у меня стучала лишь одна мысль: «Решил сломать меня? Не на ту напал. Я и не через такое проходила».
 Переборов смущение, я вздёрнула подбородок и начала расстёгивать пуговицы на униформе, пристально глядя ему в глаза.
   Глава 7
  Она смотрела на меня вызовом, её пальцы расстёгивали эти уродливые синие пуговицы с такой яростью, будто разрывали оковы. Я должен был отвернуться. Это было бы достойно, рационально и избавило бы от всей этой дурацкой ситуации. Но я не мог. Её наглая решимость гипнотизировала. Я наблюдал, как ткань униформы соскользнула с её плеч, обнажив тонкую линию ключиц, гладкую кожу плеч. Потом она стянула штаны, и под ними оказались не панталоны, а…ниточки, которые нижним бельём-то назвать сложно было, они не скрывали её бёдра и длинные ноги.
 Я непроизвольно сглотнул.
 Чёрт возьми. Под этой мешковатой тканью скрывалась… женщина. Очень даже привлекательная женщина. Я почувствовал давно забытый, горячий и стремительный толчок желания где-то глубоко внизу живота. Это было глупо, непрофессионально и абсолютно неуместно.
 Память, коварная и нежеланная, неожиданно всколыхнула воспоминания. Лет десять назад, до того как я надел эту мантию и стал тем, кем стал… Я был другим. Уверенным, дерзким, пользующимся успехом у женщин. Для которого покорение очередной красотки было такой же лёгкой игрой, как и сотворение базового заклинания. Пока однажды я не понял, что эта игра ведёт в никуда. Пьяные вечера, пустые взгляды, растраченные впустую таланты…