— Да, но все можно начать сначала! — перебил Хассен. — Просто вернемся в замок. Я обещаю, что больше такого не повторится!

— Ха! — рассмеялась я так громко, что мой смешок эхом отразился от мрачных сводов. — Придумал еще!

— Послушай, — голос его сел, как будто он глотает стекло. — Я… я с ума сходил без тебя.

Я рассмеялась — не звонко, а хрипло, как после ночи в пыточной.

— С ума? Хассен, прекрати нести чушь! Тебе плевать на меня! Плевать на то, что я чувствовала в ту ночь! Плевать, выжила я или нет! — закричала я, а из меня рвалась смертельная обида.

Он сделал шаг. Я — назад. Нога скользнула по монете, и я чуть не упала.

Я понимала, что я в опасности. Золото Хассен не взял. Ему нужна была я. Но если золото он не взял, то ловушка на него не сработает!

Глава 71

Хассен стоял и смотрел на меня, а я увидела, как на его груди поблескивает точно такой же медальон, какой сорвала Рори с груди Элиада.

“Шанс!”, - словно ослепительная вспышка, пронеслось в голове.

Теперь надо сорвать с него медальон и вспомнить, как делала Рори.

Я замерла на мгновение, глядя на его лицо — на эту притворную боль в глазах, на губы, которые шептали «прости», будто не рвали моё имя на куски, отдавая его хищникам.

— Я люблю тебя! Слышишь?! - закричал Хассен. — Люблю!

Я замерла. Не оттого, что его слова тронули меня. Нет. От мысли, что его любовь не стоит даже ломаного гроша.

Тут я почувствовала, как внутри что-то шепчет: “Сделай вид, что ты простила. Обними его покрепче. Отними у него медальон и сунь монеты ему в карман. Достаточно парочки. Жадность никогда покидала его сердце!”.

Монеты? В карман? Для этого нужно его обнять… А это значит, я должна сделать вид, что прощаю его!

Внутри всё звенело от напряжения, но я заставила пальцы не дрожать, когда сгребла горсть монет. Не для себя. Не для побега. Для ловушки.

Две. Только две.

Золото здесь — не богатство. Оно — приманка. Кто коснётся его с жадностью — будет съеден её пламенем.

— Ты… ты правда любишь меня? - прошептала я, а мой голос изменился. Стал тихим, полным надежды. Как прежде. — Ты никогда не говорил мне об этом…

— Зато сейчас говорю! - твердо произнес Хассен. Он опустил глаза и сглотнул. — Я допустил страшную ошибку. Но ты жива. Я жив. И мы… мы можем ее исправить…

Ты любишь не меня, Хас. Ты любишь власть. Ты одержим ею. Когда кто-то одержим, он не отпускает. Он жертвует всем, лишь бы получить то, что хочет. Он соврет, обманет, убьет, возьмет, украдет. В этом-то и суть одержимости.

Он увидел, что я дала слабину, и подошел ко мне, обнимая. Я положила ему голову на грудь, скользнула пальцами по его груди, беря медальон в руку, словно представляя, как срываю его с его шеи. У меня будет только один рывок.

Осторожно, будто касаюсь ядовитой змеи, я провела ими по шелковой подкладке его камзола и просунула в карман. Потому что магия здесь не слушает отрицаний и раскаяний. Она реагирует на жажду. На голод. На то, что ты взял и душой, и телом.

— Я… я так боялась, — выдохнула я, и голос дрогнул не от страха, а от ненависти, которую пришлось прятать под дрожью ресниц. — Думала, ты уже не придешь за мной… Мне было так… так страшно…

Хассен поплыл. Расслабил плечи. Его рот растянулся в той самой улыбке — той, что раньше заставляла моё сердце замирать. Теперь она вызывала тошноту.

— Конечно приду. Куда я денусь? Видишь, я пришел… Прости меня, — прошептал он, опускаясь на колени, как будто это жест раскаяния, а не движение хищника, убедившегося, что добыча в сетях. — Я всё забуду. Всё, что было здесь… Если что-то и было.

Он даже не сомневался в моей искренности. Думал, я всё ещё та глупая птичка, что верит в сказки о любви и прощении.

Я прижала ладони к его щекам, и пальцы задрожали — не от отвращения, а от ужаса, что в этом прикосновении я всё ещё чувствую привычную слабость. Как будто тело помнит, как оно любило этого человека. И за это мне хочется вырвать себе сердце.

“Нет! Не вздумай его жалеть! Он тебя не пожалел!”, - твердо произнес внутренний голос, а я вдохнула, чтобы не дрогнуть сердцем.

Хассен встал с колен, глядя на меня с одержимостью.

Я шагнула к нему, прильнула и погладила его грудь. Почувствовала, как по коже пробежала дрожь — не от прикосновения, а от отвращения.

Но глаза мои смотрели мягко. Грустно. Словно в них всё ещё живёт женщина, что верила каждому его слову.

— Я тоже всё забуду, — прошептала я, прижимаясь щекой к его плечу, а сама украдкой подбираясь рукой к медальону. В тот момент, когда я крепко обхватила его, в голове послышался голос: “Дергай!”.

— Всё… кроме того, как ты смотрел на меня в ту ночь, когда отдал.

Он не понял. Не успел.

Я резко оттолкнула его, сорвала медальон и бросилась к выходу из сокровищницы.

Не оглядываясь.

Не давая страху поймать меня за горло.

Я вылетела за дверь, а они нет.

Позади — вскрик, звон монет под сапогами, и только потом — рёв магии, разрезающей воздух, как звериная пасть.

Я обернулась, заглядывая внутрь и видя жуткие клетки, которые накрыли каждого.

Да, милый.

Я сидела в такой. Я знаю, как жгутся прутья, как ломается воля под натиском магии. Только меня спасли, а их не спасет никто.

Я сглотнула, понимая, что поймала. Всех. И теперь осталось просто подождать, чтобы увидеть панику в глазах мужа, страх и ужас от осознания.

Один из стражников стал в панике высыпать деньги из шлема.

Я улыбалась, видя, как Хассен отдергивает руку от магии прутьев, словно обжегшись о горячий чайник, как Элиад пытается переместиться, но никакая магия не работает внутри клетки.

Они еще не знают, что пока они мечутся, клетки становятся все меньше